Избранные произведения в одном томе
Шрифт:
— Да, это было как раз в начале августа. Я запомнила этот день, потому что мама тогда с ума сходила от того, что наши визы еще не прислали, а у нас оставалось всего четыре недели. Было очень жарко, а этот молодежный клуб находился в старом большом зале, знаете, которые с окнами наверху. Мистер Картер, смотритель, не мог открыть окно, потому что потерял эту специальную длинную палку. За зданием бежал ручей, и большинство детей плескались там. Мы с Кейтлин играли в настольный теннис, и она вышла в туалет и не вернулась. Я нашла ее на улице у машины того парня постарше, полицейского. Она сказала, что познакомилась
— Какую? — спросила Кейт.
— Синий «Ровер».
— Вы его видели?
— Да, но он сидел в машине, снаружи было темно, и машина стояла прямо под фонарем. Черные волосы зачесаны назад, выразительные черты лица, широкая улыбка и белоснежные зубы, я помню, как он высунулся из окна, улыбнулся и поцеловал ее.
— И что дальше?
— Кейтлин села в машину, крикнула «пока», и они уехали.
— Это было похоже на Кейтлин?
— Нет. Но ей было шестнадцать, мы все ходили на свидания с парнями. И я, и Уэнди встречались с парнями постарше. А сидя в машине, можно было спокойно целоваться… да и в газетах не писали ни о каких извращенцах, гуляющих по округе и убивающих молодых девушек. Мы просто подумали, что ей очень повезло, и на следующий день она пришла в школу, никаких проблем.
Тристан вытащил распечатку из своего блокнота и передал Кейт. Это была фотография Питера Конуэя с полицейского удостоверения. Кейт показала фото в камеру.
— Я могу по электронке отправить, если надо, но посмотрите, как вы думаете, не тот ли это парень? Это фото было сделано в 1993.
Меган склонила голову на бок и внимательно вгляделась в снимок.
— Я видела эту фотографию раньше, может быть, это и он, но это все было так давно… Его лицо было в тени.
Глава 26
Энид Конуэй жила в маленьком крайнем таунхаусе на захудалой улочке в Восточном Лондоне. Убогое местечко с выстроившимися в ряд грязными палисадниками, заваленными мусором, старыми машинами, холодильниками, собачьим дерьмом и осколками битого стекла.
В этом доме Питер вырос, и этот же дом он выкупил для нее, когда в 1991 году вернулся из Манчестера и начал работать в Лондоне.
В 2000 году Энид выпустила книгу-откровение «Не мой сын». Ей заплатили внушительный аванс и прислали писателя, чтобы взять у нее интервью. Он спросил ее в том числе, не собирается ли она переехать, теперь, когда она может позволить себе что-нибудь получше.
— Я бы и пяти минут не выдержала среди этих выскочек, — сказала она. — Люди на этой улице уважают меня. Здесь кого только не встретишь и днем, и ночью, главное — не лезть в чужие дела и никогда не разговаривать с полицией.
Она прокручивала в голове этот разговор, когда открыла входную дверь перед рыжим Фанатом, как она его называла. Имени его она не знала.
— Тебя кто-нибудь видел?
— Никто из тех, кого следовало бы опасаться, — сказал он.
Энид не боялась никого, но рядом с ним ей было не по себе. На вид ему было лет тридцать — высокий, широкоплечий, накачанный мужчина. Рыжие волосы длиной в пару дюймов и необычные черты лица. Точно в чрево матери кто-то сыпанул пищевой соды.
Они прошли на кухню — современную, сверкающую стеклом и нержавейкой, с кучей дорогой техники.
— Фотографии там, — сказала Энид, указывая на конверт на столешнице. — Хочешь чаю?
— Нет.
Он не снял куртку и не стал садиться. Энид, закурив сигарету, наблюдала, как он достал из конверта четыре маленькие — как на паспорт — фотографии. Там были две ее фотографии, она сделала их чуть раньше в тот же день в автомате на станции. И две фотографии Питера.
— Это что, шутка? — спросил он, держа фотографии в руках.
— Это самые свежие, что у меня есть. Их сделали за неделю до того, как его арестовали. Люди стареют, правда? — Она заметила, что Питер не очень сильно изменился, разве что теперь у него были длинные седеющие волосы и больше морщин.
— До конца срока действия паспортов должно быть шесть-восемь лет. Эти. Не. Пойдут, — сказал он, швырнув фотографии обратно на стойку.
— Он заключенный. У них там нет фотобудки в гребаной столовой!
Мужчина повернулся к Энид, подошел ближе и направил палец ей в лицо:
— Не разговаривай со мной так, поняла?
Она закрыла глаза, затем снова открыла и потрясла головой.
— Что мне надо сделать?
Он подошел к холодильнику, достал пакет молока, открыл и начал пить. Молоко затекало в складки его влажных резиновых губ, и несколько капель потекло по подбородку. Он сделал последний глоток и поставил пакет обратно. Затем он оторвал от рулона бумажное полотенце и аккуратно сложил его пополам, перед тем как промокнуть губы. Он звучно рыгнул.
— Какой у тебя телефон? — спросил он.
Энид подошла к столешнице, на которой лежала ее сумочка от «Шанель». От кислого запаха отрыжки ее замутило. Она достала свою «Нокию» и протянула ему. Он покачал головой.
— Не пойдет. Тебе надо купить самый последний «Айфон». У него камера пять мегапикселей.
— И что это значит? — спросила Энид.
— Это значит, что он делает фотографии высокого разрешения. Они дадут тебе сфотографировать Питера в следующий раз?
— Да. Я фотографировала его на телефон в прошлом году. Они заставили меня показать им фотографию…
— Хорошо. Я ее скачаю у тебя в следующий раз, — сказал он. Он вытащил из кармана два небольших коричневых конверта, тонкий и потолще. Он убрал ее фотографии в конверт потоньше, а тот, что потолще, положил на столешницу. — Где туалет?
Он никогда раньше не спрашивал, где туалет.
— Первая дверь от лестницы.
Когда он поднялся наверх, Энид заглянула в тонкий конверт. Там лежали ее фотографии и одна — его. Она прислушалась, в ванной наверху скрипнули половицы. Энид включила телефон, еле дождалась, пока он загрузится, и сняла его паспортную фотографию. Качество было не очень хорошее, но ей нужна была страховка. На случай, если что-нибудь пойдет не так. На фотографии он смотрел прямо. Взгляд холодный. Непропорциональные губы влажно блестят.