Избранные произведения. Том 1
Шрифт:
Все аплодируют.
Нарышкина.Прекрасные стихи, профессор! Граф Кирилл! Вы идете меня провожать?..
Разумовский.Иду, иду, Катерина Ивановна, сейчас! (Поспешно, испуганно убежал за ней, забыв и попрощаться.)
Ломоносов.Господа академики и новые молодые профессора! Конференцию продолжаем, садитесь! Господа, садитесь, господа!
Все садятся.
Вы почему не
Миллер (ласково).Мой друг, российский Ньютон!
Ломоносов.Называйте меня просто Ломоносовым.
Миллер.Ломоносов! Я увидел сегодня, как вы были правы. И я увидел сегодня, как я был неправ. Простите меня. Я не хотел оскорбить диссертацией своей Россию.
Ломоносов.Россию не оскорбишь диссертацией, даже самой плохой. Вы оскорбили только себя и свое дарование. Забудем это. (Жмут друг другу руки.)
Откуда-то издалека слышны приглушенные звуки барабана, постепенно разрастающиеся. К ним присоединяется музыка военного марша, солдатская песня. В окнах растут отблески солнца с реки.
Иконников.Великое воинство русское выступило супротив мерзавца и грабителя Фредерика Прусского!
Ломоносов.Выступило, чтобы наступить сему Фредерику, сей его войне, на горло.
Ученики прилипли к окнам. Академики разговаривают у арки.
Шелех.Гренадеры идут, преображенцы, пушки…
Пиленко.Петер, гляди, твои пушки везут! Ура-а!
Фон-Винцгейм (тихо).В этой проклятой России все и всегда неожиданно. Откуда в ней столько войска и столько вооружения?
Уитворт (тихо).С помощью Англии ваш король Фредерик, полагаю, возьмет все это войско и все это вооружение себе!
Фон-Винцгейм.О, прошу об этом бога!
Солнце поднялось. В окнах горит игла Адмиралтейства. Все ближе барабаны, музыка и песни. Слышно раскатистое «ура»!
Иконников.Мне пора. Позволь солдату Российской армии обнять и поздравить тебя. Оставайся, создавай новую русскую Академию, коей ты всегда был и будешь главой.
Ломоносов.Я сам — простой солдат отечества. Но всем своим простым сердцем чую высоту и правду будущей российской истории. И чую еще, что высоту и правду эту увидит все человечество!..
Взор Ломоносова, пытливый, полный надежды, устремлен вдаль. Солнце яркими утренними лучами освещает его лицо.
Подбегает Стефангаген. Он — угодлив, но угодлив сдержанно.
Стефангаген.Соблаговолите, господин советник, подписать указ
Ломоносов.Стефангаген! А я ведь немцев-то уважаю.
Стефангаген.Невозможно, господин советник! Король Фредерик идет походом на Россию.
Ломоносов.То-то, что — король Фредерик!
Стефангаген.И с королем — большое войско!
Ломоносов.Слепое, слепое! Многие думают о том войске, что немец никогда и не прозреет. А я верю: откроет слепые очи народ сей — и увидит правду! Великую правду, Стефангаген! Понял?.. Ну, где тебе понять! Давай, ин, указ: подпишу.
Встречи с Максимом Горьким
Прошлое видишь как скопление вод в пруду. Кажется, недвижны воды эти, и, однако, сколько в них хранится мощных и тайных сил! Подойдет свое время — и эти огромные силы, хлынувшие в турбины, дадут свет, а выпущенные на поля и луга, напитают соками жизни колосья и листья.
Но, прежде чем пустить вперед это могучее скопище вод, человек, хозяин жизни, долго и напряженно размышляет о том, чтобы силы эти действовали плодотворней и лучше.
Не менее напряженно и вдумчиво должен всматриваться в свое дело художник, желающий рассказать народу о знаменитых людях и событиях, которые он видел.
Мои воспоминания о встречах с Максимом Горьким печатались отрывками в течение долгого ряда лет в различных газетах и журналах. Ныне, собирая их воедино, учтя весьма ценные замечания читателей и своих собратьев по перу, я внимательно пересмотрел их и переработал. Менее всего подверглась изменениям та часть воспоминаний, которая под названием «Сентиментальная трилогия» была напечатана еще при жизни Алексея Максимовича в сборнике, посвященном его шестидесятилетию. Я не считаю свои воспоминания совершенными, — да и как может один человек дать совершенный и исчерпывающий образ такого титана, каким был Максим Горький? Это лишь крошечная частица пьедестала памятника, непрерывно воздвигаемого нашим народом своему любимейшему певцу, другу и брату.
Минуло пятнадцать лет после смерти Горького. За эти годы советский народ поднял на огромную высоту культуру, науку и искусство, свершил гигантские подвиги, защитившие и защищающие человечество от капиталистического рабства и фашизма. И среди своих многочисленных и необычайных по красоте и размаху подвигов советский народ никогда не забывал Максима Горького, любил его всегда с исключительной нежностью, считая его жизнь не только образцом жизни поэта, писателя, общественного деятеля, но и образцом жизни одного из лучших людей нашей страны, человека с сердцем широким, как море, и твердым, как сталь.