Избранные произведения. Том 2
Шрифт:
— Так что же, уперлись в тупик и на этом успокоимся?
Джума внимательно посмотрел в глаза Мальгину.
— У вас есть конкретные предложения?
— Нет, — сказал Мальгин нехотя через некоторое время. — Но у меня в распоряжении сутки, от силы двое. Сегодня в двенадцать я объявил общий сбор рисконавтов, и, если решение не будет найдено, я начну действовать так, как сочту нужным.
Джума Хан покачал головой.
— Напрасно вы разговариваете со мной как с противником, я целиком и полностью на вашей стороне, и, как
Мальгин встал, протянул руку.
— Благодарю, и простите за резкость, этот случай настолько неординарен для меня в личностном отношении, что я не имею права ошибаться.
Ладонь у Джумы была широкая и шершаво-твердая.
— Никто из нас не имеет права ошибаться, хотя без ошибок человек — не человек. Хотите, покажу одну любопытную картинку?
— Она имеет отношение к теме нашего разговора?
— Прямое.
В своем рабочем кабинете Хан включил стол, полистал оглавление проектора и остановился на нужном кадре. Виом развернул плоскость цветного изображения, медленно протаявшего в глубину. Мальгин увидел дымящийся черный океан, низкое мрачное небо с перьями фосфоресцирующих облаков, неожиданно светлый берег с редкими скалами.
— Снято в ультрафиолете,- пояснил Джума, наблюдая за Мальгиным. — Догадываешься?
Вглядевшись, Клим понял, что видит вовсе не скалы, а чудовищные скелеты, облепленные не то насекомыми, не то пиявками. А на заднем плане торчало из песка косо уходящее в небо перепончатое перламутрово-полупрозрачное, с красивым рисунком прожилок крыло, на вершине которого громоздилась мрачная, многогорбая, наполовину покрытая зеркальным слоем глыба — «черный человек».
На стереоснимке был запечатлен пейзаж Маата.
Ничего больше не сказав друг другу, они разошлись. Мальгин вернулся в институт и принялся внимательно изучать сканер-срезы мозга Шаламова, намечая пробную «тропу вмешательства». А около одиннадцати в клинику пришла Купава.
Одета она была в нечто пушистое, снежно-белое с голубым, с зеркальными перетяжками — комплект «воздушный замок», скрывающий фигуру, и никто не взял бы на себя смелость утверждать, что Купава ждет ребенка. В кабинет она вошла без предупреждения.
Когда Мальгин, недовольный вторжением, повернул голову к двери, он сначала не поверил глазам своим, потом встал, не снимая эмкана, и молча уставился на женщину. В голове поплыли дым и звон — и ни единой мысли.
Смуглое лицо Купавы казалось чуть бледнее обычного, а изогнутые, как птичьи крылья, брови придавали лицу какое-то трагическое выражение. Мальгин никогда не видел у нее такого!
— Что же ты не приглашаешь меня сесть, человек-да?- спросила она тихо, с неожиданно робкой улыбкой.
Мальгин опомнился, сорвал с головы эмкан, бросил на стол, вышел навстречу. Слова застряли в горле, пришлось откашливаться.
— Извини, я просто-напросто
— Спасибо. Не ожидал?
— Нет, — сказал он так жестко, что она снова улыбнулась, но улыбка была невеселой и недолгой.
— Клим, ты же сильный и добрый, иначе тебя не назвали бы человеком-да, почему ты ничего мне не сказал?
— О чем?!
— Не притворяйся.- В голосе женщины прорывались слезы; она села в кресло и облегченно вздохнула, прислушиваясь к себе. — Ты не способен на обман и должен сказать правду: что с Даном?
Мальгин попятился, поймал спинку кресла, сел напротив.
— Кто тебе сообщил?
— Неважно кто. Ты звонил вчера, и я… почувствовала. И потом, у меня есть друзья в Управлении спасателей и среди пограничников… они сказали, что он здесь. Что с ним? Почему он лежит у вас, в Институте нейрохирургии? Почему мне никто ничего толком не говорит?
— У тебя будет ребенок, — сказал он вдруг утверждающим тоном, словно разговор шел об этом.
— Да, — сказала она спокойно, не удивляясь, только прищурилась и словно отгородилась от него внутренним барьером.
— Мой ребенок, — уточнил он.
— Да, — повторила Купава все так же спокойно. — Но это ничего не меняет, Клим. И речь о другом. Что случилось с Даном? Почему он оказался в твоем институте?
— Идиот, — сказал он вдруг сокрушенно.
Купава вздрогнула, непонимающе посмотрела на Мальгина.
— Я идиот, — добавил он. — Что позволил тогда тебе уйти. Почему-то не сработала интуиция. Надо было догнать тебя, всыпать как следует и вернуть.
— Вряд ли это подействовало бы, я бы все равно ушла.
— Нет, — сказал он тихо, но так твердо, что Купава посмотрела на него с явным интересом.
— Ты, кажется, становишься человеком-нет. Не отвлекайся, Клим, я знаю твою манеру уводить разговор в сторону, когда ты не хочешь говорить о главном. Почему Дан оказался в Институте нейрохирургии? У него… стресс?
— Хуже, — помолчав, сказал Мальгин: полуправду он не любил так же, как и ложь. — У него коматозное состояние, сильнейший шок… а он умудряется при этом на две-три минуты выкарабкиваться из беспамятства и просить, чтобы тебе ничего пока не сообщали…
— Что с ним случилось? Он же ушел в обычный курьерский рейс…
— Его шлюп в режиме «компакт-струна» пересекся с чужим кораблем… оба «выпали» в наше трехмерное пространство внутри «серой дыры», вернее, внутри входа в нее… и, чтобы спасти экипаж чужака, Дан вывел на свой мозг память и динамику операционных полей их компьютера… маатанского компьютера.
Мальгин поднял голову и тут же опустил.
Купава смотрела на него ставшими вдруг огромными бездонными глазами, но совершенно пустыми, словно душа ее вдруг выгорела дотла.
— Он…
— Сейчас он почти нечеловек, Купава. И спасти его… — Клим хотел сказать: «невозможно», но не смог, но она поняла.