Избранные произведения. Том 2
Шрифт:
Стобецкий,заметив заведующего первым отделением, жестом попросил соседа освободить кресло. Мальгин, кивком поздоровавшись со всеми и пожав Готарду руку, сел.Виом напротив показывал внутренности реанимакамеры с телом Шаламова. В правой верхней четверти оперативного фронта изображения загорались и гасли строки бланк-сообщений, а чуть ниже- данные медицинского анализа.
— Нечто странное, — отрывисто бросил Стобецкий. — У него парадоксальный статус абсанса, резко нарушена нейроцитоархитектоника мозга: таламус сплющен и загнан в нейтропиль, оба полушария срослись в одно целое, промежуточный мозг проник в средний,сетчатое
Левая нижняя часть виома отразила голографический разрез мозга пострадавшего. Алая стрелка показала узлы нарушений и переродившиеся участки коры.
— Кроме того, ПНС (превертебральное нервное сплетение), у него расположено прямо над тазом, а не на границе брюшной полости, — добавил заметно волнующийся Билл-старший, заместитель Стобецкого,приступивший к работе всего три дня назад. — Такое впечатление, будто оно «сползло». А мозолистое тело увеличилось и соединило полушария!
— По данным коллег,- Стобецкий кивнул в сторону группы мужчин в фирменных голубовато-зеленых комби- такие носили все врачи «Скорой помощи» и спасательной службы,- его организм большую часть времени отказывается регулировать деятельность внутренних органов.
— Что значит «большую часть времени»?
Один из гостей, рослый, черноволосый, загорелый до цвета красной меди, с хищным носом и черными цепкими глазами, придвинулся ближе.
— Это значит,что иногда этот парень вдруг сам выкарабкивается из беспамятства и организм начинает ему подчиняться. Не надолго, на три-четыре минуты, но и это удивительно, ведь, по сути, он фрустрирован.
— Простите, с кем имею честь?
— Джума Хан, — представился черноволосый, и Мальгин понял, что его загар — нормальный, естественный цвет кожи.
— Нейрэктомию делали?- спросил Стобецкий,манипулируя секторами диагностера.
— Конечно, данные в персонбанке.У него прогрессирующая гетероплоидия. И при всем том парень умудряется всплывать из преисподней и разговаривать как вполне нормальный, почти здоровый человек! Очень сильная личность.
— Учтите, он, ко всему, еще и слеп,- невпопад вмешался Заремба, дыша в затылок Мальгину.
— Где Таланов?
— На связи с индийским филиалом, через пару минут явится.
Виом вдруг подернулся рябью, стершей все надписи. Приглушенно прозвенел колокол внимания. На мигающем огнями «кактусе» вириала зажглись голубые и зеленые огни отмены контактного контроля.
— Он просыпается, — быстро сказал Джума Хан. — Зафиксируйте параметры в момент «всплывания», это важно.
— Пациент в сознании, — четко доложил инк-координатор клиники.
Виом прояснился.
Лицо Шаламова с открытыми глазами было повернуто к людям (видеокамерам, конечно), так что создавалось впечатление, будто он их видит, хотя спасатель был слеп.
— Джума,- позвал он.
В группе, обступившей Мальгина и Стобецкого, произошло общее движение.
— Я здесь,Даниил,- с небольшим опозданием ответил Джума Хан,покосившись на Мальгина.
— Где я?
— В Москве, в Институте нейрохирургии.
Шаламов помолчал: в зале повисла хрупкая тишина. Было видно, что держится спасатель с большим трудом, колоссальным напряжением воли — по лицу его поползли капли пота.
— Клим,
— Да, — каменно-твердо ответил Мальгин, шевельнув желваками.
Шаламов усмехнулся не мигая. Заремба невольно поежился.
— Тогда я могу быть спокоен. Не давай никому меня резать, Клим, меня нельзя резать. Даже тебе. Понял? Даже тебе!… Ты понял? — настойчиво повторил спасатель.
— Да, — ответил Мальгин.
Шаламов еще несколько мгновений с улыбкой, кривой, понимающе-иронической, сожалеющей, странной, смотрел (не видя!) на замерших врачей, потом расслабился и откинул голову, глаза его закрылись.
— Потеря пульса, — отозвался инк.- Активирую ВРС, дыхание, нейропинг, блокирую выделение избыточных доз вазопрессина, окситомицина.
— Дьявольщина! — произнес Стобецкий. — Это же невозможно!
— Что именно? — сухо спросил Мальгин с чувством, близким к растерянности, глядя на тело друга, опутанное шлангами и проводами. Шаламов всегда был похож на дерзкого и удачливого пирата, по-мужски красивого, склонного к риску, решительного и упрямого, настолько уверенного в себе, в своей неуязвимости, что трудно было представить, будто с ним может произойти какое-либо несчастье. Во всяком случае, Мальгин знал его давно и никогда не думал, что Шаламов, олицетворяющий по натуре тип джеклондоновского героя, вдруг окажется в положении смертельно больного…
— Каким образом он приходит в себя, не имея возможности управлять физиологией? Это же нонсенс!
— Мы назвали такие моменты «пароксизмами жизни» или «парадоксальным сознанием», — сказал Джума Хан; Мальгину нравилось, как держится молодой врач спасателей, спокойно, уверенно и раскованно. — Кстати, во время «пароксизмов жизни» у него почти все основные функции приходят в норму.
Заремба легонько толкнул Мальгина в спину.
— Главный…
Толпа врачей расступилась, пропуская Богдана Таланова, директора Института нейрохирургии, всегда озабоченного, нахмуренного, с морщинистым сухим лицом; глубокие поперечные морщины на лбу главного врача говорили о его возрасте больше, чем седые виски.
— Ваше мнение, Клим? — Голос у директора был низкий, почти бас, но мягкий, не оглушающий.
— Я только что узнал об этом, — сдержанно ответил Мальгин. — Мне нужно знать, помимо медицинской диагностики, как все произошло, где, по какой причине, то есть получить всю доступную информацию.
— Можем дать только приблизительную реконструкцию происшествия, — сказал один из спасателей чуть в нос; это и был Прохор Жостов, руководитель сектора, в котором работал Шаламов. — Дело в том, что мы обнаружили Даниила в последний момент, когда он уже не дышал, да и координатор его шлюпа был кристаллически мертв. Никто, по сути, не знает, что произошло, а маатане не хотят сообщать подробности.
— При чем тут маатане?
— О случившемся мы узнали от них, точнее, от маатанина, которого спас Шаламов. Это все, что известно достоверно. В системе, где мы нашли спасателя, — кстати, это в высшей степени интересная система, так называемая Горловина «серой дыры», — на искусственной планете, имеющей форму куба, остался маатанский космолет, но он тоже пуст. По всему видно, что шлюп Даниила в состоянии «струны» пересек «струну» чужого корабля, но о подробностях аварии расспросить некого.