Избранные произведения. Том 2
Шрифт:
Проснулся он от боли во всем теле. Тая спала в том же положении, ее волосы щекотали ему шею. Он осторожно переменил позу, посмотрел на часы: прошло всего два часа. Оглядел пустой коридор — никого — и тут же снова уснул. И даже ежечасный гул и дрожь пола не могли их разбудить. Лишь через пять с половиной часов они проснулись окончательно.
— Ты знаешь, — сказала Тая, поворачиваясь к нему лицом, — мне было так уютно и тепло! И снилось, что ты меня целовал.
— Мне тоже, — пробормотал Иван, разминая затекшую руку.
— Что тоже? — Тая засмеялась. — Что уютно или что
— Ничего не снилось, — с сожалением признался он. — Но я бы не отказался…
Она мгновение смотрела ему в глаза, потом наклонилась, быстро поцеловала и тут же вскочила.
— Вставай, соня! Проспишь с тобой все на свете! Я такая голодная, что, если ты еще раз уснешь, я тебя съем.
Немного приободрившись, они снова тронулись в путь. По расчетам Ивана выходило, что они провели в залах и коридорах подземелья уже более семнадцати часов. «На воле» — где именно, Иван представлял смутно, скорее всего в Брянском лесу, — была, должно быть, ночь.
Вскоре они нашли знакомый пролом в стене, сквозь который выбрались в коридор. Иван первым полез в темноту, держа наготове свою «дубинку».
Вертолет, из которого выпала Тая, был на месте, ничего в этой комнате не изменилось. А вот вертолета Ивана в зале без потолка не оказалось. Иван обыскал весь зал до самых глухих тупиков, но не нашел следов.
— Все! — сказал он горестно. — Я больше ничему не удивлюсь! Присниться он мне не мог, потому что вот фонарь из него, а утащить его отсюда невозможно, в проломы и щели он бы не пролез. Может, пауки разрезали его на части?…
Тая молчала. Ей было не по себе, и она то и дело посматривала на подрагивающую серую пелену, нависшую над залом вместо потолка.
Снова выбрались в комнату с пультами, потом в первый коридор, более узкий, чем тот, по которому отшагали с полсотни километров в оба конца. Этот коридор пострадал гораздо больше и местами был завален обломками рухнувших стен или останками каких-то непонятных аппаратов и машин. Двери здесь шли группами то с одной, то с другой стороны, и почти все были распахнуты, открывая взору разгромленные комнаты, залы, клетушки и боксы. В одной из комнат им впервые повстречался паук, перепугав Таю. Он выпрыгнул из угла, светя глазами, взбежал на холм белых цилиндров, скрипуче крикнул, вернее, даже не крикнул, а кашлянул и исчез в какой-то щели, прежде чем Иван успел что-нибудь предпринять.
Тая отпустила плечо Ивана, виновато посмотрела на него.
— Знаешь, я, наверное, к ним не привыкну. А глаза, ты видел его глаза?
Я проснулся в ночной тишине,
И душа испугалась молчания ночи.
Я увидел на темной стене
Чьи-то скорбные очи.
Иван продекламировал стихи и грустно посмотрел на девушку.
— Что-то скорби в них я не заметила, — фыркнула Тая. — Ты любишь Блока?
Иван улыбнулся.
— А кто его не любит?
— Я отношусь к нему спокойно. Но тебя понимаю.
— Если говорить об «очах», то мне, честно говоря, больше нравится Заболоцкий:
Ее глаза — как два тумана:
Полуулыбка, полуплач…
Ее
Покрытых мглою неудач…
Тая задумчиво и удивленно посмотрела на Ивана, но ничего не сказала.
Они миновали ряд темных комнат и, не сговариваясь, одновременно приникли к длинной трещине, пересекающей стену тупика наискось. Еще один зал с грудами каменных обломков, металлических предметов, цилиндров, но главное — с двумя длинными узкими окнами, через которые в зал вонзалось золотистое, без теней, сияние. И еще: знакомые «всхлипы» в этом зале усилились до громкого и гулкого шипения, словно за стеной выпускали пар из котла, то закрывая, то открывая вентиль.
— Выход? — полуутвердительно сказал Иван. — Но как туда добраться? В щель нам, пожалуй, не протиснуться.
Он попробовал действовать стержнем, как рычагом, но с таким же успехом можно было пытаться пробить стену голой рукой.
— Черт, не везет! Отдохнем?
Тая задумчиво побродила по комнате, рассматривая разбросанные по полу непонятные предметы. В дальнем углу она остановилась и включила фонарь.
— Иван!
Костров встал с глыбы не то камня, не то керамики с вкраплениями сверкающих шариков и подошел к девушке.
Луч света выхватил из тьмы колодец глубиной в десяток метров. На дне колодца лежали чьи-то кости, зеленовато-желтые и словно отполированные.
— Что здесь происходит, Ваня? — дрожащим голосом спросила Тая. — Куда мы попали?
Иван не успел ответить. Тяжкий удар потряс здание, качнулись стены, дрожь пола вошла в позвоночник через ноги. Вскрикнула Тая, едва не свалившись в колодец: Иван успел удержать ее за полу куртки. Снова удар, и новая волна вибрации, сквозь стихающий гул донеслись далекие тревожные крики.
— Я боюсь!- шепотом сказала Тая, касаясь губами уха Ивана. — Этот страшный лабиринт, коридоры, комнаты… эти взрывы… Ваня, может, нас захватили какие-то пришельцы и увезли на свою планету? Я читала в одном рассказе…
Иван заставил себя рассмеяться, хотя ему было не до смеха.
— Чудачка ты моя, мы на Земле, а скорее всего под землей. Пришельцы не стали бы писать на дверях по-русски.
— Русский-то он русский, но шрифт не очень русский… О, смотри! — воскликнула вдруг Тая. — Кажется, мы теперь сможем выбраться в тот зал!
Щель в светлый зал стала шире в полтора раза, сейчас даже Иван мог протиснуться в нее, не рискуя застрять.
Через минуту они были в зале, пробрались между грудами обломков и мусора и подбежали к окнам. То, что открылось их взорам, они увидеть не ожидали…
Окна выходили наружу в стене колоссального здания, крылья которого плавно заворачивались полукольцом по гигантскому радиусу вправо и влево и терялись за горизонтом, а на высоте около трех сотен метров над котловиной, заполненной золотистым маревом, постепенно становились прозрачными и исчезали! В центре котловины сияние было особенно сильным, и марево там истаивало в темном небе струями свечения, оранжевыми и малиновыми полосами. Оттуда доносился глухой рокот, равномерное «шипение пара» и густое «астматическое дыхание».