Избранные произведения

Григорьев Аполлон Александрович

39

Хоть день, да наш! Ужели ж лучше жить Всей пошлостию жизни терпеливо, А в праздники для отдыха кутить (И то, чтоб уж не очень шаловливо!) Так только немец может с сластью пить В Тиргартене своем берлинском пиво — А нам — увы! — в Тиргартен не ходить! На русский вкус, хотя неприхотливый, Но тонкий от природы, — ни гроша Тиргартен с их хваленой дешевизной Не стоит. Наша странная душа Широкою взлелеяна отчизной… Уж если пить —

так выпить океан! Кутить — так пир горой и хор цыган!

40

А там — что будет, будет! И могла же Ты понимать когда-то, ангел мой, Что ничего не выдумаешь гаже Того, в чем немцы видят рай земной; Что «прожиганье жизни» лучше даже Их праздничной Аркадии, сухой Иль жирно-влажной… Ты все та же, та же, Стоишь полна сочувствий предо мной… И молодую грудь твою колышет Тревожно все, в чем мощь и широта, Морская безграничность жизни дышит, Любви, надежды, веры полнота: Свободы ли и правды смелой слово, Стих Пушкина иль звуки песни новой.

41

Ты предо мной все та же: узнаю Тебя в блестящем белизной наряде Среди толпы и шума… Вновь стою Я впереди и, прислонясь к эстраде, Цыганке внемлю, — тайную твою Ловлю я думу в опущенном взгляде; Упасть к ногам готовый, я таю Восторг в поклоне чинном, в чинном хладе Речей, — а голова моя горит, И в такт один, я знаю, бьются наши Сердца — под эту песню, что дрожит Всей силой страсти, всем контральтом Маши… Мятежную венгерки слыша дрожь!

42

Как в миг подобный искренности редкой Бывала ты чиста и хороша! Из-под ресниц, спадавших мягкой сеткой, Столь нежная, столь кроткая душа Глядела долгим взглядом… Если ж едкой Тоски полна и, тяжело дыша, Язвила ты насмешливой заметкой Иль хладом слов того, кто, пореша Вопрос души заветнейший, тобою, Твоим дыханьем девственным дышал, Твоей молился чистою мольбою, Одной твоей тоскою тосковал… О, как тогда глаза твои блистали Безжалостным, холодным блеском стали!

43

Да! помню я тебя такой! Но И блеск стальной очей, и хлад поклона — Все это было муками дано, Изучено в борьбе как оборона. Хоть быть иначе было не должно И не могло в тебе во время оно: С твоей душою кроткой суждено Тебе бороться было, Дездемона! И ты боролась честно!.. Из борьбы С задумчивым, но не смущенным взором Ты вышла — слава богу!.. До судьбы Другой души, зловещим метеором На небосклоне девственном твоем Горевшей мутным вражеским огнем,

44

Что нужды?.. Но зачем же лик твой снова С печалью тихой предо мной стоит… Зачем опять не

гордо и сурово, А скорбно так и робко он глядит? Из-под ресниц слеза сбежать готова, Рука тревожно, трепетно дрожит, Когда язык разлуки вечной слово Неумолимо строго говорит. Опять окно и столик твой рабочий, Канва шитья узорного на нем, С печальным взором поднятые очи, И приговор в унылом взгляде том… И мнится — вновь я вижу с содроганьем, Как голову склоняешь ты с рыданьем!

45

Ты знаешь ли?.. Я посетил тот дом. Я посетил и тот другой, старинный, С его балконом ветхим, залой длинной И с тишиной безлюдною кругом… Тот старый дом, тот уголок пустынный, Где жизнь порой неслась волшебным сном Для нас обоих, где таким огнем, Такой любовью — под завесой чинной, Под хладной маской — тайный смысл речей Пылал порой, где души говорили То песнею, то молнией очей! Молил я, помнишь, чтобы там застыли Иные речи в воздухе на век… Глуп иногда бывает человек!

46

Я посетил… Отчаянная смелость Войти в сей мир оглохший и немой Минувшего, с душой еще больной, Нужда была. Но мне собрать хотелось, Прощаяся с родимой стороной, Хотя на миг сухие кости в целость, Облечь скелет бывалой красотой… И если б в них хоть искра жизни тлелась, В сухих костях, — они на вопль души Отозвались бы вздохом, звуком, словом, Хоть шелестом, хоть скрежетом гробовым, Хоть чем-нибудь… Но в сумрачной тиши Дышало все одной тоской немою, Дом запустел, и двор порос травою!

47

Заглохло все… Но для чего же ты По-прежнему, о призрак мой крылатый, Слетаешь из воздушных стран мечты В печальный, запустением объятый, Заглохший мир, где желтые листы, Хрустя, шумят, стопой тяжелой смяты; Сияя вся как вешние цветы И девственна, как лик Аннунциаты, Прозрачно-светлый догарессы лик, Что из паров и чада опьяненья, Из кнастерного дым и круженья Пред Гофманом, как светлый сон, возник — Шипок расцвесть готовящейся розы, Предчувствие любви, томленья грезы!

48

Аннунциата!.. Но на голос мой, На страстный зов я тщетно ждал отзыва. Уже заря сменялася зарей И волны бирюзовые залива Вдали седели… Вопль безумный мой Одни палаццо вняли молчаливо, Да гондольер, встряхнувши головой, Взглянул на чужеземца боязливо, Потом гондолу тихо повернул, И скоро вновь Сан-Марко предо мною Своей красой узорчатой блеснул. Спи, ангел мой…да будет бог с тобой. А я?.. давно пора мне привыкать Без любви по морю блуждать.