Избранные произведения
Шрифт:
— Так, Квета, так. Здравствуйте! Прошу простить за опоздание, меня задержала связь с «Миражом». — Изящный Туманов, пощелкивая пальцами (за ним водилась эта странная привычка), приблизился к пульту.
Он всегда был изящным, от самой макушки до мягких ботинок из кожи полинезийских коралловых змей — очень красивых ботинок и очень редких в космической практике.
— Турнир идей? — спросил он Глеба и Гогу, глядевших в разные стороны. — Или контрольная дуэль эмоций?
— Кир, — сказал Глеб, — пожалуйста, не делай вид, будто тебе интересно.
Туманов пропустил пожелание
— Какое сегодня число?
Гога скороговоркой назвал день недели, число, месяц, год. Немного поколебавшись, добавил название эры.
— Коллеги! — Туманов солидно откашлялся. — Этот день войдет в анналы истории.
— Слышу торжественный шелест знамен, — доверительно сообщил Гога.
Глеб тяжело смотрел Туманову в затылок. Молчал.
Туманов щелкнул пальцами и резко повернулся на каблуках:
— В общем, так: будем готовить ТР-передатчик к работе. Шеф решился отправить в гиперпространство двух ТР-летчиков, методом параллельно-сдвоенной транспозиции. Первый в истории групповой ТР-перелет…
— Шутишь!.. — выдохнул Гога.
— Сегодня нам не до шуток, коллеги.
«Сон в руку, — подумал Глеб. — Туманов прав, сегодня будет не до шуток. Бедные гравитроны, бедный Ильмар, несчастная Квета, разнесчастный тромб-стиггерный блок. Великий космос, до чего же все надоело!..»
Из коридора послышалось дребезжание зуммера. Это сигнал службы вакуум-створа: к астероиду причалил «Мираж».
— Калантаров, — подняв брови, сказал Гога.
— И сопровождающие его лица, — добавил Глеб.
— Угум… А известно, кто второй ТР-летчик?
— Известно, — ответил Туманов. — Второй ТР-летчик — Астра Ротанова.
Глеб наклонился, чтобы взять на плечо клайпер. Но так и не взял» Медленно выпрямился.
Глава 5
Работали сосредоточенно, молча. Готовить станцию к ТР-передаче молчаливо, без суеты почиталось правилом хорошего тона.
Переключая клавиши с бесстрастием автомата, Глеб незаметно поглядывал на внимательные лица товарищей. Ему было уже безразлично то, что он делал, но работал он, как и прежде, точнее и быстрее других.
У Кветы и Гоги сначала что-то не ладилось, однако вмешался Туманов, и все вдруг наладилось. В глубине шахты по-шмелиному густо и нудно зажужжали эритроны. Глеб машинально отстучал на клавишах программу стабилизации, не поворачивая головы, покосился на экраны экспресс-информаторов, откинулся в кресле. Восемь минут, пока прогреваются эритроны, он со спокойной совестью мог разглядывать потолок. Или дверь. В эту дверь скоро войдет Астра.
Вместе с Астрой появится и надолго останется здесь сладковатый запах белой акации. Астра войдет и уйдет, а сладковатый незабываемый запах останется. И непонятная боль…
Если уж честно во всем разобраться,
— О, далеко как до них!..
Он ответил, что далеко. Что трудно даже представить, как далеко. Но сделаем ближе. Сделаем — рукой подать. Ну, вот как здесь, зачерпнул пригоршней — и готово. Миры на ладонях.
— Верю, Глебушка, верю. Слышишь, как кто-то жалобно воет там, за дюнами? Слышишь?..
— Это какой-нибудь зверь. Потерял след на охоте.
— Красиво здесь… Будто бы на краю звездной пропасти. Темно, красиво и жутко.
— Я рядом. А то, что жутко, где-то в песках, далеко…
Да, верно, тогда он был рядом. И казалось, так будет всегда, но это только казалось… Дважды она появлялась на станции и дарила ему (как, впрочем, и всем остальным) шершавую колкую ветку акации — мелкие листья и пышные гроздья белых пахучих цветов. И говорила много о звездах. Миры на ладонях. А он молчал. Потому что до звезд по-прежнему было еще далеко.
Когда она улетала с «Зенита» на «Дипстар», он чувствовал странное облегчение. А потом опять начинал ее ждать. Работал до полного изнеможения и отчаянно ждал. Ожидание тянулось месяцами, потому что ТР-перелет на «Дипстар» — девять секунд, а на обратный рейс фотонно-ракетной тягой уходили недели и месяцы (создавать обратный ТР-передатчик на «Дипстаре» не было особой необходимости). Потом для нее, а значит, и для него, все начиналось сначала: «Зенит» — «Дипстар» — Диона — Земля — Меркурий — «Зенит» — ветка белой акации. Карусель! И он ничего не мог с этим поделать. Остается одно: жалобно взвыть. Это финал потерявшего след на звездной охоте…
— Глеб Константинович Неделин, — негромко позвал Туманов. — Я прошу вас очнуться, коллега, и посмотреть, что происходит на вверенном вам участке эр-позитации.
Глуб улыбнулся — так сначала всем показалось. Но вот он поднял голову, и сразу стала понятной разница между улыбкой и судорогой лица. Рванувшись из кресла, он вскинул кулак над хрупкой клавиатурой…
Зашипел дверной механизм — дверные створки уехали в стены.
Глеб медленно разжал кулак и, пошатываясь — будто с тяжелого сна, повернулся к пульту спиной. Встретил глаза цвета раннего зимнего утра, покорно принял ветку белой акации, поцелуй и упрёк, смысла которого не уловил. Подошел незнакомец с аккуратненькой черной бородкой, сказал: «Казура. Можете называть меня просто Федотом», — и протянул руку. У незнакомца — молодое белое лицо. Одет он был в черный парадный костюм, словно минуту назад покинул зал заседаний парламента. Вошли Калантаров и Дюринг — глава медицинского сектора базы «Аркад», известный среди ТР-физиков под негласным прозвищем Фортепиано, вернулся Валерий. В диспетчерской стало шумно и тесно. Кто-то с кем-то знакомился, Дюринг острил. Валерий помалкивал, Калантаров рассеянно слушал рапорт Туманова, Астра и Квета оживленно о чем-то беседовали с чернобородым. Чернобородый сиял и смущался. Глеб медленно приходил в себя.