Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16

Кронин Арчибальд Джозеф

Не обращая внимания на окружающих, она спокойно обходит играющих детей, ей нет дела до женщин, которые, прекратив на время болтовню, провожают ее взглядами. Они, эти обывательницы, придумали ей особое прозвище, но она не придает этому значения, совершенно равнодушная к их мнению о своей персоне.

Хотя Люси не считала себя мученицей, на самом деле ее как будто подвергали гонениям – и этим преследователем была она сама. Ее путь к цели был каторжным; она приносила себя в жертву любви. Одержимость Люси доставляла ей немало страданий. Она действительно страдала, понимая, что ее несокрушимость – это самовнушение, а терпения может не хватить. Часто она просыпалась ночью в душной комнате, вся в холодном поту от кошмаров. Ей снилось, что

Питер провалил экзамены, или его настигла болезнь, или у нее пропал кошелек – и, еще не стряхнув с себя сон, она с невыразимым ужасом пыталась схватить пустоту. Жуткая банальность. Тем не менее больше всего она боялась потерпеть неудачу из-за денежного ущерба. Не важно, что ее бюджет был рассчитан до пенса, но спящий мозг напряженно и мучительно подсчитывал и подсчитывал, выискивая лучший способ расходования скудного жалованья. Иногда она просыпалась совершенно изможденная, словно ее тело попало под безжалостный град монет.

Суть ее жизни сводилась к следующему – отказывать себе во всем во имя окончательного величайшего удовлетворения. Никакая жертва для достижения этой цели не была чрезмерной. Одежда, отдых – она забывала обо всем, пытаясь забыть и о пище. Ее рацион стал неизменным, как незыблема была воля. Он был скудным – отнюдь не ее любимая курица со спаржей, – но на нем можно было прожить, и подтверждением тому являлись жители Уайт-стрит. В то время в большем Люси и не нуждалась. Она не испытывала физического недомогания, если не считать кратковременных приступов головокружения от малокалорийной диеты. Но все это начинало серьезно сказываться на состоянии ее зубов, хотя она сама не понимала причину. Когда-то у нее были крепкие и ровные зубы, белые – по словам Фрэнка, как свежее молоко. Поначалу на Флауэрс-стрит Люси продолжала тщательно заботиться о своих зубах, утром и вечером чистила их мелом, пропитанным камфарой, однако зубные щетки, в особенности дешевые, настолько быстро теряли свои щетинки, что вскоре она перестала их покупать и стала пользоваться клочком сложенного полотна. Потом, постоянно думая об экономии – Питер покупал себе зубную пасту, – Люси отказалась от мела в пользу соли, поскольку знала, что крупная соль прекрасно очищает.

Теперь, как результат этих ограничений, ее зубы начали быстро разрушаться. В самом деле, в последнее время она страдала от мучительных приступов зубной боли – два зуба в нижней челюсти никуда не годились. Люси не знала, что ей делать. Она твердо решила не беспокоить Питера и ничего ему не говорить – он был полностью погружен в подготовку к экзаменам.

Непрерывная ноющая боль изводила Люси еще и потому, что сейчас ей было совершенно некогда заниматься собой – она была поглощена заботами о сыне, который завершал обучение в университете. Эта боль докучала ей, тогда как она всей душой рвалась в последний бой. Она старалась изо всех сил: день напролет носилась по служебным делам, потом бежала домой, и перед Питером на столе, как по волшебству, появлялась еда. Боясь помешать сыну, Люси часами сидела неподвижно в своем любимом кресле-качалке. Она уносила вязанье в соседнюю комнату, чтобы Питера не отвлекал стук спиц. Она решительно спускалась по лестнице, чтобы уговорить миссис Мейтланд пока ограничиться лидийским ладом в упражнениях дочери. Она все предусматривала, ничего не упускала, воистину поднимаясь, несмотря на трудности, до больших высот.

Но что делать с зубной болью – этой нелепой помехой перед лицом возвышенного? Именно в то время, когда Люси хотела проявить себя с лучшей стороны, совершить последний рывок во время экзаменов, эта боль парализовала ее.

Накануне экзамена, спеша на еженедельный обход Уайт-стрит, Люси на минутку остановилась поболтать с миссис Коллинз, и тут посреди фразы на нее накатил приступ ужасной боли. Она сразу же схватилась за щеку, лицо напряглось.

– Что, лицевая невралгия? – посочувствовала Марта.

Она любовно нянчилась с отпрыском своего заблудшего сына. Ребенок

был временно отдан на ее попечение «шлюхой» – в настоящий момент та пребывала в родильном доме Роттенроу, дабы явить миру новое доказательство своей плодовитости.

– Да зуб болит, – медленно произнесла Люси, когда боль притупилась.

– Почему бы вам не собраться с духом и не выдернуть его? – откликнулась миссис Коллинз, ласково похлопывая младенца по голому задику и заманчиво помахивая перед его глазами фарфоровой собачкой. – Моему Бенни в прошлом году вырвали один зуб в клинике, и он больше горя с ним не знал. Потратил изрядно денег на четверть пинты виски, чтобы заглушить боль, пошел и выдернул за так.

– Правда? – пораженная этой мыслью, протянула Люси.

Зубная клиника – можно воспользоваться ею бесплатно!

По сути дела, она страшилась не боли, а стоимости удаления зуба. Но почему-то ее гордость противилась: чтобы она, Люси Мур, унизила себя посещением бесплатного учреждения? Это недопустимо.

Однако зубная боль не отступала, и после пяти часов того же дня Люси задержалась на Янг-стрит у кабинета хирурга, американского дантиста. Раньше она часто проходила мимо и обратила внимание, что берут здесь недорого. Помедлив, она все же вошла. Она намеревалась лишь спросить, но дантист – образец обходительности, ибо он был совершенно неквалифицированным – засуетился вокруг нее. Это был крупный широкоплечий мужчина в костюме из синего сержа [924] , показывающий в улыбке золотые зубы. Не слушая возражений Люси, он усадил ее в кресло из красного плюша.

924

 Серж – шерстяная ткань, вид тонкого габардина.

– Неплохо было бы провести санацию полости рта и вставить искусственные зубы, – поигрывая хирургическими щипцами, бодро произнес он.

– Нет… нет. Я хочу лишь избавиться от зубной боли, – возразила она.

– Тогда для начала удалим эти четыре зуба. – И он взял шприц. – С обезболивающим ничего не почувствуете. Это не сложнее, чем лущить горох.

Она дотронулась до его рукава.

– А сколько это стоит? – спросила она. – Вот что мне надо знать.

– Пять шиллингов за все.

На ее лице отразилось беспокойство.

– Я не могу… – начала она.

– Тогда, скажем, четыре шиллинга.

Покачав головой, она попыталась подняться с кресла.

– Пусть будет три и шесть, – удерживая ее, воскликнул он. – Меньше нельзя – анестезия едва окупится.

Три шиллинга и шесть пенсов! Это все же была невозможная сумма. С минуту подумав, она взглянула на него и медленно проговорила:

– А сколько будет стоить без… анестезии?

Он уставился на нее, видимо впервые столкнувшись с такой нуждой.

– Ах вот что, – откликнулся он. – Удалю ваши зубы за пару шиллингов.

Она снова задумалась.

– Очень хорошо, – через некоторое время согласилась она.

Откинувшись в кресле, она вцепилась в подлокотники, закрыла глаза и открыла рот.

Боль была ужасной, – казалось, языки пламени терзают ей челюсть, обжигая даже мозг. Она и не предполагала, что боль может быть такой мучительной – хруст хирургических щипцов на последнем зубе пробирал до мозга костей. Но Люси не издала ни звука.

Наконец все было сделано. Она выпрямилась, ополоснула рот водой, потом поднялась с мертвенно-бледным лицом, открыла потрепанный кошелек и вручила врачу два шиллинга. Невысокую цену заплатила она за спасение своей гордости.

По дороге домой она совсем ослабела, чувствуя вялость во всем теле.

– Боже правый, мама, – взглянув на нее, сказал Питер, – что с тобой случилось?

– Ничего, – ответила она. – Наверное, это от жары. Ну а ты – как продвигается подготовка?

И она, как обычно, принялась готовить вечерний чай.