Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16

Кронин Арчибальд Джозеф

Гюи остановился и перешёл через улицу. Несмотря на то, что он пробежал три мили, он ничуть не запыхался и был свеж и бодр. Узнав Дэвида, он испустил вопль радости и кинулся к нему на шею.

— Дэви, разбойник!

— Гюи, побойся бога, — отбивался от него Дэвид.

Но Гюи на этот раз был неукротим.

— Вышло-таки, Дэви! Наконец-то вышло! Ты знаешь, что я получил сегодня письмо? Мне его отдали, когда я пришёл из шахты. Они меня приглашают, Дэвид! Нет, ты подумай, ну, не замечательно ли это!

— Приглашают?

Куда, Гюи? — спросил Дэвид в полном недоумении. Никогда ещё он не видел Гюи в таком состоянии, ни разу в жизни. Если бы он не знал Гюи, он мог бы поклясться, что тот пьян.

Всегда молчаливый Гюи был действительно пьян, но пьян от восторга.

— Пригласили играть в Тайнкасле! Можешь ты поверить этому, старина? Они в прошлую субботу были на матче, а я и не подозревал… и я загнал три гола… я сделал трюк со шляпой, Дэви… и вот теперь меня приглашают на матч с запасной командой в Сент-Джемс-парке, в будущую субботу. О господи, ну, не чудо ли? Если я сыграю хорошо, я буду зачислен, Дэви… зачислен в Объединённую команду… В Объединённую!.. — Голос Гюи оборвался от волнения.

Дэвид понял. Наконец осуществилась недосягаемая мечта Гюи, — то, на что он надеялся, о чём тосковал. Не напрасно, значит, Гюи мучил себя, жил как аскет, закаляя себя от чар тех глаз, что так часто искали его взгляда в субботние вечера на Лам-стрит. И Дэвид, в порыве искренней радости, протянул Гюи руку, поздравляя его.

— Я в восторге, Гюи.

Как смешно прозвучали эти слова, не способные выразить радость, которую он чувствовал.

Гюи продолжал:

— Я много месяцев был у них на примете. Говорил я тебе об этом? Я сейчас не соображаю, что говорю… Но в одном могу тебя уверить. В будущую субботу я сыграю величайшую игру моей жизни. О Дэви, друг, как это чудесно!

Этот последний взрыв восторга, видимо, отрезвил Гюи. Он покраснел и, украдкой взглянув на Дэвида, сказал:

— Я сегодня порядком распустил слюни… Это от волнения. — Он помолчал. — Но ты будешь на матче, Дэвид?

— Буду, Гюи. Приду и буду орать, пока у меня голова не треснет.

Гюи улыбнулся своей прежней застенчивой улыбкой.

— Сэмми тоже обещает прийти. Говорит, что свернёт мне шею, если я не загоню шесть раз!

Он минутку по своей привычке покачался на пятках и сказал:

— Не простудиться бы мне только. Не хочу теперь рисковать. До свиданья, Дэви.

— Покойной ночи, Гюи.

Гюи пустился бежать и исчез во мраке.

Дэвид возвращался домой, чувствуя, что у него потеплело на душе. Войдя в комнату, он застал там одну только Салли, которая сидела в кресле у огня, скорчившись и поджав под себя ноги. Углы её губ были опущены. Она казалась такой маленькой и тихой. Дэвида после радостного возбуждения Гюи поразил её печальный вид.

— А Дженни где? — спросил он.

— Легла спать.

— О! — В первую минуту

Дэвид был разочарован. Ему хотелось сразу же рассказать Дженни насчёт Гюи. Потом он снова улыбнулся и стал рассказывать об этом Салли.

Сидя все в той же позе, она внимательно смотрела на него, словно изучая. Тень, падавшая от руки, скрывала её лицо.

— Это замечательно, правда? — заключил Дэвид. — Понимаешь, не потому, что это само по себе так важно… а потому, что он так к этому стремился.

Салли вздохнула. Она всё время молчала. Наконец сказала:

— Да, чудесно бывает добиться того, чего хочешь.

Он посмотрел на неё.

— Что это с тобой?

— Ничего.

— Но у тебя такой вид, словно что-то случилось. Ты расстроена?

— Ну, если хочешь знать, — сказала она медленно, — я вела себя довольно глупо. Перед самым твоим приходом я поссорилась с Дженни.

Он торопливо отвёл глаза:

— Мне очень жаль…

— Не жалей. Это не первая ссора, и боюсь, что она давным-давно назревала. Не следовало мне говорить этого тебе. Надо было быть великодушнее и с улыбкой проститься завтра, проявить вежливость и самоотверженность.

— Ты уедешь завтра?

— Да, уеду. Пора мне вернуться к Альфреду. Он не сумел заставить себя уважать в семье, и от него пахнет голубями, но, несмотря на всё это, я питаю слабость к старику.

Дэвид сказал:

— Мне хотелось бы понять, из-за чего вы ссоритесь.

— А я рада, что ты этого не понимаешь.

Он с беспокойством посмотрел на неё.

— Мне неприятно, что ты так уезжаешь. Пожалуйста, не уезжай.

— Мне нужно ехать, — возразила она. — Ничего не изменилось от того, что я все оттягивала… — Она отрывисто засмеялась и тут же разразилась рыданиями.

Дэвид растерялся, не зная, что ему делать с ней.

Но Салли сразу перестала плакать и сказала:

— Не обращай на меня внимания, я немного расклеилась с тех самых пор, как из моей попытки стать примадонной ничего не вышло. Но сочувствия я не ищу. Лучше быть «бывшей», чем быть ничем всю жизнь. Я уже опять весела и, пожалуй, лучше пойду спать.

— Мне так жаль, Салли…

— Молчи, — сказала она. — Давно пора тебе перестать жалеть других и начать жалеть себя.

— Господи, да о чём же мне жалеть?

— Ни о чём. — Она встала. — Слишком поздний час для чувствительных излияний. Я скажу тебе завтра утром. — Она отрывисто пожелала ему доброй ночи и пошла спать.

На следующее утро он её не видел. Она встала рано и уехала с семичасовым поездом.

Весь день Дэвиду не давала покоя мысль о Салли. Вечером, возвратившись из школы, он заговорил о ней с Дженни.

Дженни сказала с своим обычным самодовольным смешком:

— Она ревнует, мой милый, отчаянно ревнует, вот и все.

Дэвид отшатнулся, неприятно поражённый.