Избранные стихи Иегуды Амихая
Шрифт:
Меж губ - несказанные слова...
Меж губ — несказанные слова,
как незажженная сигарета.
Птицы летят меж двух моих сердец,
от холодного — к горячему, на юг,
не ведая, что летят внутри
одного человека. А вот птицы в небесах знают, что внизу — один и тот же мир.
В этой холодной комнате
мы с тобой теряем друг друга,
Господь жалеет малышей
Господь жалеет малышей,
подростков — иногда, а взрослых...
Взрослые должны заботиться о себе сами,
и ближе к пункту назначенья
им порой приходится ползти на четвереньках, колени и ладони — в кровь...
Бывает, что Он смилостивится над влюбленными:
так старое дерево прикрывает тенью того, кто уснул невзначай в саду на скамейке.
Раздадим же и мы поскорей
последние монетки милосердия,
мамино наследство!
Раздадим их, чтобы они подарили нам счастье, хранили нас теперь и в худшие дни.
ЛЖИВАЯ ПЕСНЬ В СУББОТНИЙ ВЕЧЕР
Однажды в субботний вечер, летом, —
к небу восходили молитвы и запах съестного,
крылья ангелов шелестели над миром, —
я, ребенок, впервые солгал отцу —
сказал ему: «Я был в другой синагоге».
Поверил ли он? Не знаю.
Но обман был сладок в устах моих.
И во всех домах в тот вечер
субботние песни звучали как ложь,
ложь, пропетая ради услады.
И во всех домах в тот вечер
погибли ангелы — как мошки в огне свечи.
А влюбленные, прижав губы к губам,
дули друг в друга и, словно шарики, взлетали,
а после — лопались.
И с тех пор обман сладок в устах моих,
и с тех пор я всегда хожу в другую синагогу.
А отец, умирая, отплатил мне ложью за ложь.
«Ухожу в другую жизнь», — сказал он мне.
Любовь к стране
В нашей стране есть провинции памяти
и есть округа надежды.
Их обитатели давно смешались друг с другом.
Так те, кто идёт с похорон,
смешиваются в переулке со свадебными гостями.
Это красивая страна.
Даже враги, что ее окружают,
украшают её: их оружие сверкает,
как драгоценное ожерелье на смуглой шее.
Эта страна — подарок, посылка от предков,
перевязанная верёвкой туго, до боли.
Это маленькая страна.
Она вся во мне уместилась. Если ливень
смывает где-то слой плодородной почвы,
во мне обнажаются детские
Волны озера Киннерет всегда плещут
о каменистый берег моей памяти.
Я закрываю глаза и становлюсь страной:
холмами, долинами и морем.
Всё, что случилось с ней, я вспоминаю за секунду -
так человек вспоминает всё в момент смерти.
На горе Сион пастух-араб искал козленка
На горе Сион пастух-араб искал козлёнка.
На соседней горе я разыскивал сына.
Оклики арабского пастуха над долиной
встретились с зовом еврейского отца, рождая
двуязычное эхо.
Мы с пастухом боялись, что ребёнок и козлёнок
попадут в круговорот, о котором поётся
в страшной песенке про одного козлёнка.
Поиски беглецов счастливо завершились:
мы нашли их обоих в кустах.
Наши голоса, летавшие над долиной,
вернулись к нам, смеясь и рыдая.
Поиски козлёнка в таких горах
когда-то дали начало новой вере.
Из цикла четверостиший «Прямые углы»
14.
Разлука скрыта в узорах на старом резном сундуке.
Жизнь моя — птичий маршрут на карте судьбы, в уголке.
Моё имя выткано с краю на небе, как на платке.
На лице моём блики других лиц, как лунный свет на реке.
19.
Под горячим дождём, в темноте, несчастье цветёт в саду.
Ты второю придёшь к черте. Я первым приду.
Там, в смерти, мы станем друг другом, чтоб играть у всех на виду -
в высоком окне, на белой луне, в светлом детском году.
22.
Как рубаха Иосифа, полосата судьба моя.
Её скроил мне отец. Из неё уже вырос я.
Швы судьбы разошлись, бахромою стали края.
Предки теснятся во мне, как в Книге Бытия.
Из цикла «Павшим на войне: песни скорби»
День поминовения павших. В этом дне
смешаны все твои потери.
В нём — друзья, что остались на войне,
и та, что жива, но не вернётся к тебе.
История, скуповатая хозяйка,
хранит в одном дне и праздник, и боль, и жертву.
О, мир сей сладок, словно кусочек хлеба,
размоченный в чае с молоком для Бога,