Избранные стихи
Шрифт:
и торопимся за ними
ты и я, дитя мое.
Перевод Н.Ванханен
Эпилог
122. Последнее дерево
Лист аканта, милый греку,
одинокое растенье,
что дается человеку
в светлый час его рожденья,
бороздит узором ткани, б
ередит людские страсти
остров крови в океане
со щепоткой царской власти
положу легко и щедро,
подводя свои итоги,
в ноги дуба или кедра
на краю
чтоб в грядущем не кормили,
чем сыта я в мире этом,
чтобы зелень в полной силе,
вся пронизанная светом,
чтоб во сне ли, наяву ли,
откровенно, потаенно,
на бегу ли, на плаву ли
вместо крова дали крону.
Чтоб прибежищем последним
стало дерево навеки
всем моим речистым бредням,
тишине, сдавившей веки.
Одиночество с собою,
одиночество с другими,
прах и небо голубое,
луч, вобравший Божье имя,
все возьми себе по праву,
что в душе моей таится:
ветра вольную забаву
и подземную криницу.
От тебя укрыться нечем:
веешь ладаном над нами,
ангел мой, зовущий к встречам,
помавающий ветвями!
Может, рядом та поляна,
где стоишь себе на воле,
безответно, безымянно,
как слепой ребенок в поле?
Может, радостен и светел,
ангел дерева большого,
ты давно меня приветил,
не сказав про то ни слова,
И, счастливой и влюбленной,
эти песни распеваю
под твоей зеленой кроной,
знать не зная, что мертва я!
Перевод Н.Ванханен
Из книги "Поэма о Чили"
123. Долина Эльки
Мне надо сойти в Долину,
туда, где за темной листвой
зеленая завязь инжира
подернулась синевой,
проведать своих -- не важно,
кто мертвый, а кто живой.
Словно купель, над Долиной,
кутаясь в облака,
озеро грез витает,
вея прохладой, пока,
изнемогая от жажды,
мелеет Эльки-река.
Я знаю холмы-громады,
сонно выгнув хребты,
словно гигантские звери,
глянут из темноты.
Вы -- мои крестные, слышу
я и во сне ваш рык:
не зря вы дарили мне люльку
из жестких камней своих.
И вот на душистый клевер,
садится вокруг меня
родня по крови и духу,
по вечной любви родня,
и мы говорим часами,
слова не пророня.
Так будем же и пребудем,
пока мы в силах продлить,
читая взглядами взгляды,
воспоминаний нить
о преходящем и вечном,
о
чистая каста горцев,
Анд раскаленный цвет,
поющий, когда поется,
молчащий в годину бед.
Плывет предо мной вереница
радостей и невзгод,
терпкая брага юных,
старцев медленный мед,
ярость и вдохновенье,
горечь и пустота
да и сама Долина,
плывет как сон, разлита,
от Пералильо к Уньону,
та же -- и будто не та.
Покой, и водовороты,
и жар, и прохладный бриз -
все ведомо тверди, к которой
тридцать холмов сошлись.
Здесь клан мой -- как на поверке,
принимаю парад,
и те, кого уж не ждали,
тоже сюда спешат,
кто во плоти, кто тенью,
от победы к паденью.
Но с каждой новою встречей
все сумрачней торжество:
слабеет пламенный узел
племени моего.
Речью, жестом, надеждой
хочу воскресить его.
Пусть стол накрыт небогато,
лишь кактуса свежий плод
и карликовую дыню,
что каждый в ладонях мнет,
в обмен на сказки и были
приносит мне мой народ.
Из каждой надломленной ветви
здесь детства сочится ток,
здесь каждый лист меня знает,
и каждый лесной цветок
мысли мои читает,
клонится мне на грудь,
здесь на спутанных травах
так хорошо уснуть.
Но если в самое сердце
детство ударит -- беда:
как бы мне не согнуться,
как бы не разлететься,
точно в бурю скирда?
Не пережить мне детства
коль голова седа.
Пора: ухожу украдкой,
чтобы меня из тьмы
не провожали взглядом
обиженные холмы.
В гору ведет дорога,
свист кнута за спиной,
встал на пути терновник
непроходимой стеной,
кладь моя, крест мой вечный,
как и всегда, со мной.
Перевод Е.Хованович
124. Прощание
И я ухожу по зову,
а прочее все едино -
по зову спешу, по слову,
на дальний свист Господина,
на свет огня неземного,
к лучу -- и близко вершина.
Дитя заслонить собою
когда-то сюда пришла я,
сродниться с тобой судьбою,
Праматерь земля сырая,
льнуть к ветру, горам, прибою,
все три стихии вбирая,
приемля диво любое -
и вот я стою у края.
Тебя к далеким пределам,
дитя индейских селений,