Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ)

Бём-Баверк Ойген фон

Даже относительно вина, которое улучшается благодаря отстаиванию, также само по себе не очевидно, что лучшее, настоявшееся вино имеет большую ценность, чем менее хорошее, незрелое вино, так как при нашем способе оценки благ, которыми мы обладаем, мы несомненно придерживаемся принципа предвкушения будущей пользы⁷⁹¹. Мы оцениваем наши блага не по той пользе или, по крайней мере, не только по той пользе, которую они нам приносят в данный момент, но и по той пользе, которую они нам принесут в будущем. Мы приписываем полю, которое в данный момент находится под паром, ценность потому, что принимаем во внимание те урожаи, которые оно нам принесет в будущем; мы приписываем отдельным кирпичам, балкам, гвоздям, скобам, которые сами по себе не приносят нам никакой пользы, ценность уже теперь потому, что принимаем во внимание ту пользу, которую они окажут нам впоследствии, будучи соединены

в дом; мы ценим бродящее вино, которым мы в таком виде совершенно не в состоянии пользоваться, потому, что мы знаем, что оно со временем обратится в вино, годное для употребления. Точно так же мы могли бы ценить и незрелое вино, о котором мы знаем, что оно благодаря отстаиванию обратится в превосходное вино, по той будущей пользе, которую оно нам принесет в качестве отстоявшегося вина. А раз мы будем приписывать ему уже теперь соответствующую этому ценность, то для прироста ценности и процента не будет уже больше места. А почему же нам не поступать таким образом?

Если же мы не поступаем таким образом или поступаем не вполне таким образом, то причина этого, наверно, заключается не в том, что мы принимаем во внимание производительные силы природы, присущие вину, как это полагает Джордж. Ибо то обстоятельство, что в бродящем вине, которое само по себе даже вредно, или что в незрелом вине, которое само по себе приносит только незначительную пользу, заключаются еще живые силы природы, ведущие к появлению дорогих продуктов, могло бы, в силу природы вещи, служить только причиной высокой, а не низкой оценки носителей этих дорогих сил. Если же мы оцениваем их относительно низко, то мы это делаем не потому, что они являются носителями полезных сил природы, а независимо от этого. Таким образом мы видим, что прибавочная ценность продуктов природы, на которые ссылается Джордж, отнюдь не является очевидной.

Джордж делает, впрочем, слабую попытку объяснить эту прибавочную ценность утверждением, будто бы время образует при ее производстве самостоятельный элемент наряду с трудом. Но является ли это действительно объяснением, а не уходом от объяснения? Каким образом человек, бросающий семя в землю, заставляет возмещать себе в ценности продукта не только свой труд, но и «время», в течение которого зерно находилось в земле и росло? Неужели время является объектом монополии? По поводу этого обоснования так и хочется напомнить Джорджу наивные слова древних канонистов, что время представляет собою благо, общее для всех, как для должника, так и для заимодавца, как для производителя, так и для потребителя.

Джордж, по всей вероятности, имел здесь в виду собственно не время, а действующие во времени полезные органические силы природы. Но каким образом производитель может требовать вознаграждения за эти органические силы природы в виде особой прибавочной ценности продукта? Являются ли эти силы природы объектом монополии, не доступны ли они каждому, кто имеет семена? И не может ли каждый его приобрести? Не увеличивалось ли бы производство хлеба — который может быть производим при помощи труда в любом количестве, пока связанная с ним монополия на силы природы делает бы обладание им особенно выгодным? И не должно ли бы в таком случае предложение расти до тех пор, пока не исчезнет всякий связанный с ним дополнительный доход и производство хлеба не перестанет быть более выгодным, чем всякий другой вид производства?

Внимательный читатель заметит, что данная нами здесь критика напоминает собою критику теории производительности Штрасбургера⁷⁹². Джордж в этом месте своей теории не понял значения проблемы процента, подобно Штрасбургеру, причем еще в большей степени и с еще большей наивностью. И тот и другой необдуманно считают силы природы причиной процента. Штрасбургер имел, по крайней мере, намерение точно обосновать существующую якобы между ними причинную зависимость и объяснить все частности. Джордж же не дал ничего, кроме фразы, что в известных видах производства время является «элементом». С такими малыми затратами нельзя было, конечно, добиться разрешения серьезной проблемы.

В. Видоизмененная теория воздержания Шелльвина

Рассуждения Шелльвина,⁷⁹³ некоторое время идут параллельно социалистической теории Маркса.

Ценность благ проявляется в цене, «внутренним свойством», «субстанцией» которой она является. Факторами цены являются спрос и предложение, или же производство

и потребление, лежащие в основе таковых. Названные факторы оказывают свое влияние на ценность различным образом. Потребление является фактором ценности, конечно, лишь потому, что мы не приписываем ценности благу, которое не может быть потребляемым или полезным; оно является, следовательно, условием ценности. Но так как потребности и желания сами по себе иррациональны, а полезности отсюда несоизмеримы, то полезность не может быть масштабом ценности. Масштаб ценности заключается исключительно во второй основной области, области производства или труда, а именно в рабочем времени. Понятно, что отдельные ценности могут цениться только по рабочему времени, необходимому для их изготовления, а именно по простому труду, к которому можно свести всякий сложный труд⁷⁹⁴.

Начиная с этого места, Шелльвин порывает с Марксом. Он находит, что Маркс не придал надлежащего значения одной своеобразной форме результата труда, которая является причиной процента на капитал. Для ценности имеет существенное значение не только потенциальная потребляемость или полезность, но и действительное потребление. Ценность всех благ осуществляется только посредством потребления, к которому она постоянно стремится; только благодаря таковому благо приобретает ценность. Если же, напротив, благо совершенно не поступает в потребление или поступает слишком поздно, то оно уменьшается в ценности. Уменьшающее ценность употребление имеет иногда патологический, разрушающий ценность, характер; наряду с этим оно имеет также в хозяйственной жизни постоянное значение, «когда оно не разрушает ценности, а повышает ее». Это имеет место в двух группах случаев.

Во-первых, в тех случаях, когда временное непотребление продукта необходимо для того, чтобы этот продукт мог поступить в потребление вообще, или при известных условиях. Так, полевым плодам мы должны предоставить время для созревания, вину — время для отстаивания в продолжение нескольких лет. Поскольку необходим такой промежуток времени между окончанием изготовления продукта и приобретением им ценности, постольку он должен вести к увеличению его ценности, потому что временное непотребление обусловливает собою «уменьшение результата труда», а это для цены имеет такое же значение, как увеличение необходимого рабочего времени: «необходимое время непотребления» образует поэтому совершенно так же, как и действительное рабочее время, составную часть определяющего ценность «общественного времени производства»⁷⁹⁵.

Вторая группа охватывает те случаи, в которых изготовление одного продукта требует, чтобы другие продукты не были потреблены. Это имеет место во всех тех случаях, когда капитал составляет условие производства, следовательно, всегда. При этом обнаруживается следующее:

«Капитал не потребляется, по крайней мере как родовое понятие. Отдельные части капитала, правда, потребляются в производстве и входят поэтому в ценность продукта именно потому, что они потребляются. Этот потребленный капитал возмещается продуктом, в ценности которого восстановляется ценность затраченного капитала. Но потребленный капитал должен действительно восстановляться: хозяйственно необходимый капитал должен постоянно сохраняться, он не должен потребляться. Если поэтому капитал не потребляется в процессе производства, то продукт должен содержать в себе вознаграждение за это непотребление, а это обусловливает собою соответственное повышение ценности продукта. Если бы продукт содержал в своей ценности только эквивалент вошедшей в него, благодаря потреблению капитала, ценности и нового, необходимого для его изготовления труда, то капитал не получал бы такого вознаграждения за свое потребление, а это, с хозяйственной точки зрения, немыслимо; планомерное непотребление может иметь место в хозяйственной жизни лишь в том смысле, что использование непотребленных и поэтому обесцененных благ получается опосредованно, путем использования новых продуктов»⁷⁹⁶. Эта часть ценности, получаемая в качестве вознаграждения за непотребление капитала, является процентом на капитал.

Гораздо легче завязать узел, чем распутать его. Точно так же и я боюсь, что для того, чтобы распутать хитро сплетенную из различных ошибок и заблуждений ткань, заключающуюся в вышеизложенных словах, мне понадобится больше слов, чем понадобилось Шелльвину, для того, чтобы ее соткать.

Основной ошибкой Шелльвина является чуть ли не с комизмом граничащая двойная игра понятием «потребление капитала» и не менее забавный двойной счет при возмещении потребленного и непотребленного капитала.