Избранные труды. Норвежское общество

Гуревич Арон Яковлевич

Одаль утрачивал связь с учреждениями родового строя; понятие одаля стало приближаться к понятию индивидуальной собственности. Отчасти одаль сделался объектом купли-продажи, которая со временем была до известной меры освобождена от стеснений, связанных с правом родичей на преимущественную покупку земли и с правом ее выкупа. Землей можно было уплатить долг. Так, опекун над малолетними с ведома родичей должен был уплатить все имевшиеся долги и отдать в счет их погашения землю, если не было другого имущества¹⁰¹. К полному отчуждению земли мог привести ее залог в обеспечение долга, если должник был лишен возможности возвратить ссуду¹⁰².

Превращение одаля в собственность индивидуальной семьи открыло доступ к наследованию и обладанию им для женщин, до того имевших на него весьма ограниченные и практически редко осуществляемые права. Вспомним о девушке — baugrygr,

получавшей, при отсутствии братьев, наследство. При изучении порядка наследования по «Законам Фростатинга» мы видели, что женщины уже заняли место среди родственников, имевших право на получение имущества, в тех случаях, когда не было мужчин соответствующей степени родства. Женщины могли наследовать и землю, хотя их права в этом отношении все же уступали правам мужчин. При продаже полученного по наследству одаля женщина должна была предлагать его своей сестре, но не могла предложить купить его мужчине, точно так же, как и мужчина не должен был предлагать землю женщине¹⁰³. Запрещение мужчине продавать одаль родственнице-женщине можно объяснитъ стремлением избежать отчуждения наследственного земельного владения (при выходе этой женщины замуж). Что касается запрещения женщине, получившей одаль по наследству, продавать его мужчине, то следует иметь в виду, что близкие родственники со стороны отца могли его выкупить у нее: так, при отсутствии сыновей прежнего владельца, его внуки могли выкупить одаль у его дочери¹⁰⁴. Следовательно, указанное запрещение имело силу лишь в отношении дальних родственников, поскольку женщина могла унаследовать одаль при условии, что не было близких родственников мужского пола. Это запрещение, по-видимому, преследовало цель воспрепятствовать переходу земли за пределы семьи, но уже «малой»!¹⁰⁵

В отличие от большой семьи у других германских народов, сравнительно быстро растворившейся в «земледельческой», а затем окончательно в соседской общине, большая семья у норвежцев сохранялась в течение длительного периода и играла весьма существенную роль в общественных и производственных отношениях. На основании данных археологии и топонимики можно предположить, что распад больших семей на индивидуальные хозяйства «малых» семей получил распространение в; Норвегии примерно в VIII—IX вв.¹⁰⁶, но даже и в более позднее время хозяйства домашних общин не представляли исключения¹⁰⁷.

Можно наметить две стадии в эволюции большой семьи, отражаемые в той или иной мере в «Законах Фростатинга». На первой стадии велось совместное хозяйство большой семьи, представлявшей, таким образом, производственный коллектив. Однако наличие в составе этой домовой общины нескольких семей делало возможным выделение во временное пользование каждой из них доли из совместной земельной собственности. Подобные доли выдавались, по-видимому, лишь на год, после чего мог последовать новый раздел земли в пользование отдельных семей. Можно предположить существование практики более или менее периодических разделов земли в пределах семейной общины. Переход от совместной обработки земли к возделыванию ее силами отдельных семей, входивших в состав домовой общины, не приводил, однако, непосредственно к ее распаду: хозяйственным целым оставалась все же большая семья.

Тем не менее начавшееся обособление индивидуальных семейств в хозяйственном отношении приводило рано или поздно к разделу совместной собственности большой семьи и к выделению индивидуальной собственности на землю. Но вследствие замедленности процесса социального развития Норвегии, особенно Трёндалага, даже и раздел одаля не сопровождался немедленным прекращением всех притязаний на землю бывшей семейной общины со стороны выделявшихся из нее индивидуальных хозяев. Последние длительное время сохраняли некоторые права на землю — в виде права преимущественной покупки продаваемой земельной собственности и в виде права выкупа проданного одаля. Эти ограничения препятствовали окончательному отчуждению собственности за пределы большой семьи. Вследствие этого право одаля, несмотря на неизбежную эволюцию в сторону превращения из права коллективной собственности на землю в право индивидуальной собственности, осталось специфическим институтом, сохранявшим отличия от права более свободного распоряжения иными видами земельной собственности.

Хотя «Законы Гулатинга» сохранились в редакции XII в., а имеющийся текст «Законов Фростатинга» относится к XIII столетию, этот последний хранит более ясные указания на раннюю стадию существования одаля и большой семьи, стадию, которая в судебнике Гулатинга уже почти не прослеживается. Действительно, в «Законах Фростатинга» еще удается вскрыть указания на совместное ведение хозяйства членами домовой общины, прибегавшими — может быть, даже не систематически —

к выделению на время пахотных участков в пользование отдельных семей. Между тем «Законы Гулатинга» рисуют хозяйство большой семьи, в которой входившие в нее «малые» семьи уже поделили землю между собой и более не знают коллективной ее обработки, прибегая еще, однако, к спорадическим или регулярным переделам участков. Вся совокупность приведенных выше данных свидетельствует о том, что обособление индивидуального хозяйства и, следовательно, развитие отношений индивидуальной собственности зашли в Юго-Западной Норвегии несколько дальше, нежели в Трёндалаге.

В заключение необходимо подчеркнуть, что изложенным не исчерпывается анализ отношений,.которые охватывались термином odal. В других разделах работы мне придется возвращаться к его дальнейшему рассмотрению — уже под несколько иным углом зрения. Дело в том, что привычное для современного сознания вычленение института земельной собственности применительно к исследуемому периоду — процедура, не лишенная определенного риска. Собственность, семейные и родственные связи, с одной стороны, и миропонимание скандинавов, включая миф, религию, магию, — с другой, не были четко разграничены, объединяясь в более или менее целостную культурную «модель», отражавшую в идеализированном виде их социальную практику и вместе с тем налагавшую на нее свой неизгладимый отпечаток. Одаль принадлежал как к сфере семейных и имущественных отношений, так и к сфере культуры и идеологии, и только будучи изучен во всех этих аспектах, он может раскрыть нам свои тайны.

Крестьянские общности. Община

Изучение основной социальной и хозяйственной ячейки раннесредневековой Норвегии — большой семьи и постепенно выделяющейся из ее состава «малой» семьи неизбежно ведет нас к постановке вопроса о формах взаимодействия между отдельными ячейками, о разного рода общностях, в рамках которых осуществлялось это взаимодействие. Ибо крестьянское хозяйство не пребывало в изоляции. Отношение крестьянина к земле также нельзя правильно понять, если не учитывать межкрестьянских отношений, — земельная собственность отдельного хозяйства была лишь одной из разновидностей землевладения. Поэтому проблему семьи и ее земельной собственности в Норвегии в период раннего Средневековья мы должны рассматривать в непосредственной связи с проблемой общины и ее специфики в Скандинавии.

Но и община как коллектив домохозяев-соседей, связанных общей собственностью на землю, коллективными распорядками и сервитутами, в свою очередь представляла собой только одну сторону крестьянской жизни. Наряду с ней существовали иные виды социальных общностей, в которые включались бонды. В Норвегии эти общности, как правило, не совпадали с общиной в узком смысле слова: их составляли люди, между которыми не было никаких поземельных связей. Если попытаться рассмотреть отношения в среде бондов в целом, — не ограничиваясь хозяйственными их аспектами, но включая сюда и административные, судебные, полицейские, военные, религиозные функции, которые они исполняли, а равно и их отношения с государственной властью, короче говоря, все проявления их социальности, — то мы получим несравненно более сложную и многообразную картину общественной жизни бондов. Вероятно, лишь в этом широком контексте можно было бы вполне оценить и значение собственно общинных связей.

В качестве свободного человека, главы семьи, несущего ответственность за лиц, которые входили в ее состав, и осуществлявшего опеку над ними, бонд выполнял разного рода обязанности и пользовался довольно широкими правами. Все эти социальные права и обязанности могли быть реализованы только в составе определенных общностей, участником которых он являлся. Назовем важнейшие из этих общностей.

Средневековая Норвегия — страна широко развитого местного самоуправления, истоки которого отчасти восходили к эпохе господства доклассового строя. Жители отдельных местностей (bygoir), границы которых в большой мере определялись природно-географическими факторами, были объединены в союзы по охране порядка. В их функции входило следить за тем, чтобы никто не нарушил обычаев и правовых норм, преследовать преступников и решать все дела, представляющие общий интерес для бондов, которые населяли эту местность. Центром округи, где регулярно сходились все взрослые мужчины, был тинг — судебное собрание. Предписания судебников в значительной мере посвящены вопросам регулирования отношений между бондами-соседями. Судебники содержат всякого рода предписания относительно поведения людей, сотрудничающих или сталкивающихся на своих сходках. Их взаимодействие, собственно, и послужило толчком к выработке, а впоследствии и записи обычного права, зафиксированного в областных судебниках. Будучи низовыми единицами самоуправления, bygoir являлись вместе с тем основными объединениями бондов. В их пределах главным образом и протекала социальная жизнь населения, жившего по отдельным хуторам.