Избранные вещи

Черных Алексей

К тому ж они, рептилии, чешуйчаты,

Что – преимущество, о чём известно всем.

Брат-гуманоид, сколько не рисуйся ты,

Перед нами не похвалишься ничем.

А я и не хвалился, потихонечку

Пил пиво нахаляву, воблу ел.

У «исключительных» всегда под этим солнышком

Всё создано для них и для их дел.

* * *

Я

открываю двери

И запускаю воздух.

А комары, как ждали

Доступ в домашний уют…

Будем ли мы верить

Падающим звёздам,

Если заранее знали

То, что они падут?

Что комары те, если

Мечты разбежались дружно,

Оставив набор нелепый

Желаний, влечений, обид,

Звёзды падают честно,

Но нам ничего не нужно

От прорезающих небо

Красочных Персеид.

* * *

Концептуализма феи

Говорили мне тогда:

Мы передаём идеи,

Остальное – ерунда.

А потом не только феи,

Но и каждый третий фей

Убеждали… Мы ж фигели

От концепций их идей.

Озирались и искали:

Где искусство, вашу мать?

Феи ж скромно отвечали:

Вам, бездарным, не понять.

Нам оно второстепенно,

Нам искусство ни к чему,

Мы идеи по вселенной

Разгоняем по уму.

Критиков потенциальных

Проще будет укротить,

Скажем: Се концептуально! –

И продолжим чепушить.

* * *

Рифмы – они такие ведь,

Приходят на ум по-разному:

Вечером явно лучше, чем

В обед иль в часы утра.

И если твоя стихия в них,

То это позыв к прекрасному,

А если – болезнь, то к худшему

Невоплощенью добра.

Мне повезло с умением:

Я стихотворец вычурный,

Могу рассмотреть вселенную

Даже в слезе змеи.

Так опишу цветение,

Так увядание вычерчу,

Что даже перед геенною

Воспрянут надежды твои.

* * *

Есть те, кто звёзды наблюдает,

Отгородясь от суеты,

А есть такие, кто считает

Калории своей еды.

Для первых алгебра Вселенной –

Познанья радость, счастье, честь.

А для вторых – борьбы арена

С желанием попить-поесть.

Но тех и тех приемлет вечность,

И те, и те в неё уйдут.

И вряд ли жизни быстротечность

В расчётах собственных учтут.

* * *

Метания

неясные меж сторонами

Тёмной и светлой силы

До тонкости будут подсчитаны нами.

Мы – бухучётофилы.

Метнёмся налево, метнёмся направо,

Поставим в гроссбухе галку.

У нас же свобода – имеем право

Перемётываться внахалку.

Скорее всего, мы от этих метаний

Запутаемся в оценках,

Где свет, а где тьма. И где их сочетанье,

Измеренное в процентах.

Так может, гроссбухи, в которых сонмы

Разнокалиберных галок,

Напомнят: метания неудобны,

А мечущийся – жалок.

* * *

Это племя всегда

отвратительно-лживое,

Редко говорящее даже полуправду;

Сводящее культуру

к простым позывам,

А Вселенную –

к простенькому ландшафту;

Поверхностные,

как недалёкая Псаки,

Думающая о Ростовских горах

в Белорусском море;

Ссыкливо стоящие в стороне,

распаляя драки;

Лицемерные, как миллион иезуитов в сборе.

* * *

Есть мысли,

которые невозможно передать

двумя-тремя фразами,

и не потому, что мысли эти

безумны, необычны и глубоки.

Существуют вселенные,

где у бабочек есть

подобие разума –

нам ни за что не вникнуть

в их смыслы,

только – в их стихи.

У них другие органы чувств,

другие понятия,

другое прочтение

всех процессов,

кроме желанья полёта

и желанья творить.

Наши и их стихи –

это бесконечных вселенных

единение.

И возможность

дополнить друг друга

искусством полёта и искусством любить.

Василию Ивановичу Чапаеву, герою Фурманова,

Пелевина и народных анекдотов

Пелевинским Чапаевым гоним,

Навязывая сущности простые,

Пришёл сентябрь, пустой, как перед ним

Уже являлись сентябри пустые.

И в нём Чапаев с Петькой Пустотой

В броневике, чрез морок окаянства,

Ушёл на предначертанный постой

Во Внутренней Монголии пространство.