Избранные жития святых III-IX вв.

Ростовский Святитель Дмитрий

Отец, не настаивая более на принятии сыном престола и только возлагая на него попечение о Церкви, говорил:

— Пока я жив, будь мне, сын мой, опорой старости, а после моей смерти сделай так, как тебе будет угодно.

Скоро отец святого Григория, престарелый епископ Назианзский, преставился²⁵, пробыв на епископском престоле сорок пять лет. Прожил он всего сто лет. Погребен он был с большим торжеством, при участии святого Василия Великого, прибывшего на погребение. Оставалась еще в живых Нонна, мать святого Григория, но и она в скором времени почила о Господе, также достигнув столетнего возраста²⁶. Святой Григорий, похоронив своих благочестивых родителей, стал свободен от попечений о них; но он хотел еще освободиться и от славы, тем более что жители родного города понуждали его занять после отца епископский престол. Он отправился тайно в Селевкию²⁷ и там оставался при церкви Святой первомученицы Феклы. Оттуда он был вызван дружескими просьбами Василия Великого и, возвратившись, принял попечение о богадельнях и больницах. Святой Василий, чтобы дать приют не имевшим где главу приклонить, построил обширные здания и, собрав туда нищих и больных, вдовиц, сирот и странников, заботился об ежедневной пище для них, а попечение о них поручил своему возлюбленному другу. Таким образом, святой

Григорий был питателем нищих, служителем больных, успокоителем странников.

В это время от арианской ереси, в течение уже многих лет смущавшей Церковь Божию, произошла, подобно новой голове от какой-то гидры²⁸, новая ересь и соблазняла многих. Это была ересь Македония, хулившего Духа Святого. Ариане исповедовали, что Отец есть Бог несозданный, предвечный, а Сын сотворен, притом не единосущен и не соприсносущен Отцу; македониане же признавали Сына равным Отцу, но хулили Духа Святого, причем одни говорили, что Он есть тварь, а не Бог, а другие не признавали Его ни Богом, ни тварью. Святой Григорий называл их полуарианами, так как они почитали Сына, но унижали Духа Святого. Эта ересь особенно распространялась в Византии. По убеждению святого Василия Великого и по общему совету многих других православных епископов, сошедшихся на Собор, святой Григорий как муж глубокого разума и сильный в красноречии должен был отправиться в Византию для опровержения еретического мудрствования и для защиты правых догматов святой веры. Но прежде чем он отправился в Византию, святой Василий, проболев немного, скончался²⁹. Так угас всемирный светильник веры. Святой Григорий много плакал о нем и, почтив его надгробным словом, отправился в предлежавший ему путь.

Когда он достиг царственного города Византии, то был встречен благочестивыми христианами с радостью. Он нашел Церковь Христову до крайности умалившейся. Количество верующих легко было сосчитать, так как большая часть города пошла вослед ересей: Все храмы Божии, величественные и богато украшенные, были в руках еретиков. Один только небольшой и ветхий храм Святой Анастасии, отвергнутый еретиками, был оставлен православным. Святой Григорий тотчас, подобно Давиду, вооружившемуся некогда пращою против филистимлян, вооружился словом Божиим против еретиков, побеждал их в спорах и уничтожил их догматические заблуждения, как бы паутинную сеть. Ежедневно он обращал многих от заблуждения к Православию своими богомудрыми и богодухновенными речами и в течение малого времени так увеличил состав верующих членов Церкви Христовой, что невозможно и исчислить; число же еретиков со дня на день уменьшалось, так что сбывалось то, что сказано в Священном Писании о доме Давидовом и доме Сауловом: дом Давидов «все более и более усиливался, а дом Саулов более и более ослабевал»³⁰.

Еще не миновало зло, причиненное Церкви арианами и македонианами, как явился новый еретик из Сирии, Аполлинарий, который неправильно мудрствовал о воплощении Господнем. Он признавал воплощение неистинным: Христос будто бы не имел души, а вместо нее — Божество. Будучи красноречив и искусен в эллинской мудрости; он многих увлек в свою ересь, а ученики его разошлись повсеместно, уловляя несведущих в богословской науке и увлекая их, как бы удою, в погибель. Тогда снова добрый подвижник благочестия святой Григорий предпринял великий подвиг, вступил в борьбу с еретиками, отпавших от правой веры обличал, умолял, запрещал, причем одних утверждая в вере, а других восстановлял от падения. В это же время ученики Аполлинария, вращаясь среди народа, клеветали на святого Григория, будто он разделял Христа на два лица. Усердно рассевая такую ложь повсеместно, они возбудили гнев и злобу народа против святого; ведь и капля воды при частом падении пробивает камень. Люди, неспособные понимать хитросплетенные еретические речи и уразуметь глубину таинства вочеловечения Христа, почитали еретиков как истинных пастырей и признавали их православными учителями; истинный же пастырь, поучавший благочестию, был признаваем еретиком. Возбудив толпу, они бросали в святого камни, как некогда иудеи — на святого первомученика Стефана; однако они не могли убить его, так как Бог хранил Своего угодника. Не будучи в состоянии удовлетворить свою злобу, они зверски напали на него и представили на суд начальнику города, как какого-либо бунтовщика, виновника смуты и волнений. Святой, будучи неповинным ни в каком преступлении, притом отличаясь кротостью и смирением, среди этого бедствия и беспричинного нападения на него народа молился только Богу, Христу Своему: о имени Твоем, Христе, «если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной»³¹. Начальник, зная его невиновность и видя неправедную человеческую злобу, отпустил его на свободу. Так он оказался мучеником, но без ран и истязаний, венценосцем, но без язв, и имел одно лишь желание — пострадать за Христа.

Просияв такими подвигами и упорной борьбой с еретиками, святой Григорий стал известен всем: повсеместно прославлялась его мудрость, и за нее он получил новое имя от всей Святой Православной Церкви, имя Богослова, подобно первому богослову, святому Иоанну девственнику, возлюбленному ученику Христову. Это имя Богослова, хотя свойственно и всем великим учителям и святителям, так как все они богословствовали, достойно прославляя Святую Троицу, однако святому Григорию оно усвоено особенным образом и стало его дополнительным именем. Оно дано было Григорию Церковью в знак его торжества и победы над многими и великими еретиками. С этого же времени и все стали называть его Богословом. Он был глубоко любим православными. Весь сонм благочестивых людей желал видеть его на патриаршем престоле. Притом и Александрийский патриарх Петр³², принявший престол после Афанасия Великого, писал к святому Григорию Богослову, поручая ему Константинопольский патриарший престол как достойнейшему и понесшему много трудов на пользу Церкви Христовой. Но тотчас явилось препятствие этому со стороны злобных людей.

Был в Константинополе один греческий философ из школы циников³³, по имени Максим, родом египтянин. Он отличался хитростью, лукавством, лицемерием и злобными намерениями. Явившись к святейшему пастырю Григорию Богослову, он отрекся от эллинского безбожия и после крещения вступил в лоно Святой Церкви. Однако он жил в суете мира и лицемерно прикрывался благоговением, точно овечей одеждой, в душе оставаясь волком, что и не замедлило обнаружиться. Святитель Божий Григорий, не подозревая его лукавства, а обращение его из язычества в христианство считая великим делом, приютил его у себя как сожителя и друга, сделал своим сотрапезником и затем — членом церковного клира. Тот же последовал примеру Иуды — замыслил отступить от своего учителя и духовного отца и начал против него борьбу. Для исполнения своего замысла он нашел и помощника в лице одного пресвитера, не боявшегося Бога и искусного в коварных предприятиях. В союзе с ним

Максим начал хитро и тайно действовать с целью восхитить патриарший престол в Константинополе. Но так как для удачи такого дела необходимо было много денег, чтобы подкупом и подарками склонить к единомыслию с собой большинство, то они и начали прежде всего заботиться о деньгах. При сатанинской помощи они скоро нашли желаемое следующим образом. Пришел в Византию с острова Фазос³⁴ один пресвитер с большой суммой денег для покупки на церковное строение мраморных досок, привозимых с Проконниса³⁵. Обольстив его различными несбыточными обещаниями, заговорщики отняли деньги, которых было достаточно для достижения лукавого замысла, а послали тайно в Александрию много богатых даров патриарху Петру, а равно его епископам и клирикам, и убедительно просили прислать в Византию епископов, которые возвели бы Максима на патриарший престол. Петр, прельстившись дарами и как будто забыв о прежнем своем письме к святому Григорию, тотчас склонился на их просьбы. Он послал в Константинополь египетских епископов, которые и прибыли туда без замедления. Никому не показавшись: ни пастырю Григорию, ни клиру, ни кому-либо из начальников, они явились с Максимом в церковь во время совершения утрени и уже приступили к рукоположению, желая посвятить Максима во архиепископы. Святой Григорий Богослов был болен. Тотчас об этом стало известно всем. В церковь немедленно собрались пресвитеры, члены клира и множество народа — как православные, так и еретики. Все, удивляясь такой тонкой хитрости и незаконному посвящению, воспламенились гневом и стали кричать на прибывших епископов, всячески стараясь помешать им в этом совершенно незаконном деле. С позором удаленные из церкви, они отправились в дом одного флейтиста и там окончили неправильное посвящение, а затем провозгласили Максима Константинопольским патриархом при содействии помощников как из духовных, так и из мирских лиц. Одни из них за согрешения были отлучены от Церкви, другие наняты за плату, а иные обольщены обещаниями даров и почестей; все они были приверженцами Максима и поддерживали его. Большинство же, притом почетнейшие граждане, воспламенились гневом и порицали Максима резкими укоризнами и упреками; они выражали неудовольствие и самому святому Григорию Богослову за то, что он принял такого человека в сожители себе и удостоил его своей дружбы.

Святой отвечал им:

— Не гневайтесь на меня, мужи, за то, что я благодетельствовал этому человеку, не предвидя его злобы. Разве мы повинны в том, что не можем предвидеть чьей-либо злобы? Только одному Богу свойственно знать тайну внутренней жизни человека. Притом не самым ли законом повелено нам отечески и с любовью отверзать свое лоно всякому приходящему к нам? «Приходящего ко Мне, — говорит Спаситель, — не изгоню вон»³⁶. Для меня было важно уже и то, что Максим от эллинского заблуждения пришел ко святому крещению и вместо служения Геркулесу³⁷ стал служить Святой Троице. Притом он казался добродетельным, хотя и лицемерно, — но лицемерие его и злоба только теперь явно обнаружились. Нам не дано исследовать такие дела; мы не проникаем в человеческие помышления, не знаем и будущего, разве только когда Бог откроет нам его. Мы смотрим только на лицо, а сердце видит Бог.

Этими словами народ был успокоен и затем стал относиться с еще большей любовью к святому Григорию Богослову. Максим же отправился вместе с собором египетских епископов, пославших его в архиереи, к благочестивому царю Феодосию Великому³⁸, находившемуся тогда с войсками в Фессалонике³⁹, и просил об утверждении его прав на Цареградский престол. Он, отверженный человек, не мог получить утверждения на основании церковных уставов, а потому и хотел получить власть управления в Церкви по царскому повелению, имея в виду скорее мучительствовать, чем святительствовать. Благочестивый царь сильно разгневался и с угрозами прогнал от себя Максима и прибывших с ним епископов. Тогда все они отправились в Александрию, и там Максим начал строить подобные же козни. Подкупив значительной суммой денег клириков Александрийской церкви, Максим дерзко и бесстыдно обратился к патриарху Петру: «Или Цареградский престол мне исходатайствуй, или я от твоего не отступлю». Пользуясь коварными средствами, он копал ров для патриарха и непременно осуществил бы свое злобное намерение, если бы об этом не узнал скоро начальник города. Опасаясь, чтобы в народе не вспыхнуло волнение, он с позором изгнал Максима из Александрии.

Между тем святой Григорий Богослов настолько был удручен в Константинополе телесными болезнями, что вынужден был отказаться от забот по управлению Константинопольской церковью и хотел возвратиться на родину свою, в Назианз. Он решил сказать народу последнее слово, в котором убеждал ревностно хранить веру и творить добрые дела. Народ понял, что он хочет оставить Константинополь. Послышались в церкви восклицания и громкий плач. Все единогласно начали говорить:

— Отец! Уходя от нас, ты уводишь с собой и учение о Святой Троице. Без тебя не будет в этом городе и правого исповедания Святой Троицы. Вместе с тобой уйдут из города Православие и благочестие.

Слыша эти восклицания и народный плач, святой Григорий отложил свое намерение и обещал оставаться с ними, пока не будет созван ближайший Собор. В это время ожидали, что скоро соберутся епископы и изберут на патриаршество достойного мужа. Этого же ожидал и святой Григорий: только увидев на патриаршем престоле достойного пастыря, он намеревался возвратиться на родину. Между тем благочестивый царь Феодосий вел войну с варварами и после победы над ними возвратился в Константинополь с торжеством. Ариане по-прежнему владели соборной патриаршей церковью и имели своим патриархом арианина Демофила; у православных же оставался небольшой и ветхий храм Святой Анастасии. Царь призвал Демофила и убеждал его или принять православное исповедание, или же уступить свое место другому. Демофил, будучи ожесточен сердцем, предпочел лучше лишиться престола, чем оставить свои заблуждения. Тогда царь отдал святому Григорию Богослову и всему сонму православных соборную церковь, которой ариане владели сорок лет, а равно и все другие церкви. Когда же архиерей Божий Григорий с клиром и народом хотел войти в церковь, толпа ариан, вооружившись, как бы на войну, стала около церкви, заграждая для православных вход, а святому угрожали смертью. Ариане наняли одного юношу, отважного и дерзкого, чтобы он, незаметно подойдя к Григорию, вонзил ему меч в чрево; но Бог спас Своего верного служителя. Тогда поднялись крик, шум и говор среди ариан. Они непременно причинили бы насилие и зло православным, если бы не явился сам царь и не ввел святого архиерея в церковь. Православные же с великой радостью и веселием восклицали, прославили Бога, проливая от восторга слезы и воздевая руки кверху. В самом деле, после стольких лет они снова получили свою святыню! При этом они единогласно взывали к царю, прося возвести на патриарший престол Григория Богослова. Святой Григорий, будучи слишком ослаблен своими постоянными телесными недугами и не имея сил обратиться к народу с речью, в виду общего крика, объявил через одного из своих клириков: