Избранные
Шрифт:
— Как читатель? Ладненько! — Ворохов взбил подушку и, заложив ее за спину, сел — так было удобнее разговаривать. — Как тебе известно, там три повести с одним героем, написанные в разное время. Так вот. Я безгранично уважаю братьев Стругацких, но благоговею далеко не перед всяким их творением.
Начнем с «Обитаемого острова». На мой взгляд, здесь братья не дотянули до планки, которую уже задали более ранними вещами. Как-то все тут слишком прямолинейно, в лоб. Получился боевичок, довольно впечатляющий для того времени, но мало что внесший в копилку достижений литературы. И герой прямолинейный, смоделированный, склепанный из одних достоинств. Кругом положительный, истинный ари… тьфу ты, борец со злом. Пули его
— Ого, как резко! А дальше!
— Дальше — «Жизнь в муравейнике». Ты знаешь — небо и земля! Даже не верится, что написано теми же людьми. Это моя любимая вещь у Стругацких. Рад бы придраться, да не к чему: так сделано, что холодок по коже. И Максим здесь уже не функция, не автомат для насаждения социальной справедливости, не андроид со стальными кулаками, лупящий карикатурных врагов по безмозглым башкам. Конечно, тут он не так ярок, как в «Острове». Простой смертный со всеми слабостями, присущими нашему роду. Но в такого Максима больше веришь. О сюжете я уже не говорю: блеск! А финал… Еще не одно поколение фантастов будет рвать волосы на голове, пытаясь придумать что-нибудь, сравнимое по силе воздействия.
— Согласна. Ну и?..
— Ну и остаются «Волны гасят ветер». У меня к этой повести отношение сложное. Думается, Стругацкие могли создать грандиозную вещь, заглянуть в невероятные глубины души — как человеческой, так и нечеловеческой. Сверхцивилизация, почти незаметно вызревающая в среде самых обыкновенных земных, — это же объедение, а не сюжет! Однако братьям захотелось поэкспериментировать, сделать повесть, практически целиком состоящую из одних документов. Оригинально, конечно, но… Помню, как я был разочарован, когда после «Соляриса» и «Непобедимого» прочитал лемовские же рецензии на ненаписанные книги. Такое богатство мыслей! Но пан Станислав не пожелал облечь их в художественные образы, упаковал в сухую, практически несъедобную оболочку. Спору нет, тут он, с точки зрения формы, опередил всех своих коллег. Но в результате, по моему глубокому убеждению, пострадал читатель.
— Здорово рассуждаешь! — с сарказмом произнесла Марго. — Значит, твои пульсары и Сверхновые — это и есть потрясающие силой воздействия художественные образы. Ну-ну… Однако ты отвлекся. Давай-ка поближе к «Волнам».
— Да, «Волны»… Знаешь, среди моих знакомых есть такие, которые чрезвычайно высоко оценивают именно эту повесть. В основном — как раз из-за ее формы. Новаторство! Прогресс! Но я не получил того, чего ожидал. Герои долго-долго, мелкими шажками, приближаются к разгадке тайны, а когда настает время рассказать о сущности сверхцивилизации, авторы предоставляют слово одному-единственному людену. И все!
— Значит, так было задумано.
— Я и не сомневаюсь. Когда-то Стругацкие заявили, что все их Странники, людены и прочие экзотические персонажи — это всего лишь вешалки, на которых они выставляют на всеобщее обозрение некоторые свои идеи. Разумно! Мне бы тоже не понравилось, если бы они сделали какой-нибудь вертикальный прогресс самоцелью и забыли о простых людях. Но иногда кажется, что эти идеи слишком уж небрежно висят на вешалке, топорщатся. А мне так хотелось бы почувствовать их плоть!
— Экий ты плотоядный! — Марго тоже взбила подушку и устроилась поудобнее. — Силен, ничего не скажешь. Тебе бы работать критиком — из тех, кого называют «литературными киллерами». Привыкли руки к топорам! Где тут гении? Щас мы и их повырубим в два счета! Но мне придется тебя расстроить. Конечно, каждую вещь впритык под планку не загонишь — писатель не автомат, чтобы выдерживать заданные параметры. Тем не менее любая повесть Стругацких в сто раз сильнее, чем все твои «Звездные острова» и «Дни рождения
— Спасибо за искренность, — сухо ответил Ворохов.
— Не за что. Однако речь, по большому счету, идет вовсе не о литературе. Я уже сказала, что книгу тебе подарили с умыслом. Мы думали, что ты, может быть, сам догадаешься — тогда будет проще посвятить тебя в детали. Намек содержала только одна повесть — «Волны». А так как отдельно ее не издавали…
— Понятно, — перебил ее Ворохов. — Я оказался слишком ограниченным типом. Так о чем же это мне следовало догадаться?
— Видишь ли, Андрей… Там говорится о сверхлюдях — люденах. А мы — эти самые людены и есть.
— Что?! — Ворохов резко повернулся к Марго, надеясь уловить в ее зеленых глазах смешинки. — Ты издеваешься! Людены?!
— Не совсем такие, конечно. Стругацкие и подумать не могли, что одна из их «вешалок» окажется реальностью. Мы — более приземленные, что ли. Еще не достигшие таких высот развития.
— Постой! Кто это — мы? «Мечтатели»?
— Не только. Нас не так уж мало.
— Вас?
— Нас, Андрей, нас. Хочешь ты этого или нет, но ты тоже входишь в нашу компанию.
Он рассмеялся — неестественным, нервным смехом.
— Андрей Ворохов — сверхчеловек! Что за бред! Марго, признайся, что ты меня разыгрываешь!
— Типичная реакция, — бесстрастно констатировала Марго. — Слушай, чего это мы тут расселись? А ну-ка, выметайся из постели! Продолжим за столом.
Пока Ворохов приводил себя в порядок (у предусмотрительной Марго нашлись и бритва, и дежурная зубная щетка), хозяйка успела сварить кофе, сделать салатик из свежих огурцов и соорудить горку бутербродов — с джемом, ветчиной, даже с красной икрой!
— Так вот, — говорила Марго, не забывая между тем уплетать салат, — если исходить из канонов низкопробных фантастических боевиков, то мы, конечно, никакие не сверхлюди. Мы не пробиваем кулаками стены, не поджигаем взглядом машины, даже не умеем читать мысли на расстоянии. Есть, правда, среди нас один бессмертный…
— Ого! Вот это здорово!
— Ну как — бессмертный… Он просто не стареет — вот уже лет шестьсот. Но любой несчастный случай…
— Слушай, если вы не телепаты и не умеете двигать взглядом хотя бы спичечные коробки — тогда чем же вы… мы отличаемся от простых людей?
— Различие только на клеточном уровне. Если в тебе покопаться, то окажется, что у тебя есть такие гены, которых нет у обычных землян. У меня, разумеется, тоже. Сейчас разъясню. У каждого из членов нашего сообщества молекула ДНК имеет некий общий для всех участок — своего рода «метку» — и несколько индивидуальных, отвечающих за те или иные способности. Гудков, например, может сочинять совершенно необычную музыку, доступную лишь носителям «метки». Ершов своеобразно отражает мир в своих полотнах. Ты… Ну, с тобой все ясно. Вот в даре Кирилла Ильича ничего экстраординарного нет — он просто очень сильный организатор, наш идейный руководитель. Вдобавок — философ. Кстати, мозг каждого из нас излучает особую волну — мы называем ее кси-волной. Так вот, талант покойного Макарова заключался в том, что он мог улавливать эту волну на большом расстоянии. Это довольно редкий дар! А вообще-то у многих из нас не один, а как минимум два таланта. У тебя по крайней мере точно два. Один ты сам знаешь — это твоя удивительная манера писать. И не делай поспешных выводов из того, что я тебя так жестоко раскритиковала. Не доросла, наверное. Зато некоторые из нас — Стадник и Юричев, например — от твоих сочинений в совершенном восторге. Так что если хочешь комплиментов — сойдись с ними поближе.