Избранный (в сокращении)
Шрифт:
— Это вы, сенатор?
— Да.
— Счастлив говорить с вами, сэр. Простите, что звоню домой в воскресенье. Собираетесь в церковь?
Рика Франклина изумляла абсурдность вашингтонского этикета. В смысле влияния на политику они по меньшей мере равны, но вот как почтительно приветствует его Нюланд.
— У меня несколько вопросов, сенатор, если можно.
— Давайте.
— Банковский билль. Демократы рвут и мечут. И у них есть нужное число голосов.
— В палате представителей?
— Так
— Ладно, — сказал Франклин. — И это значит…
— …что нам нужно вынести это на сенат.
— Вы хотите сказать, провалить этот билль там, чтобы сделать недействительным решение палаты представителей?
— Я бы не стал так говорить, сэр. Я бы сказал, что билль, способствующий процветанию Америки, должен исходить от группы, которая заботится о долгосрочных интересах Америки.
Такой у Нюланда талант. Он не создает тактик без того, чтобы упаковать их в слова, то есть придать им продажный вид.
— Я понял, — сказал Франклин. — Но вы же знаете, я не являюсь главным республиканцем банковского комитета сената.
— Как это понимать, сенатор? О какой формальной иерархии может идти речь, если наше движение рассматривает вас как своего лидера!
Если Нюланд хотел польстить, то ему это удалось.
— Мне нужна поддержка, — сказал Франклин. — Моя команда еще никогда не занималась биллем такого масштаба.
— Вы ее получите. Вам предоставят экономистов, юристов, компьютеры для сложных расчетов. Более того, у нас есть уже проект этого билля!
— О, даже так? И откуда же?
— Ну, как вы знаете, сэр, множество людей в этом городе кровно заинтересованы в том, чтобы конгресс правильно воспринял этот законопроект. И они рады поделиться ресурсами.
Что в переводе означает, подумал Франклин, проект этого билля создало банковское лобби.
— О’кей. Давайте устроим встречу. Синди от моего кабинета, а от вашего — кого вы порекомендуете.
— Очень хорошо, сенатор. Следующий вопрос. У нас возникает ощущение, что мы упускаем момент для объявления импичмента. В юридическом комитете палаты представителей наших демократов так и нет.
— Это проблема руководства палаты представителей, — огрызнулся Франклин. — Это, безусловно, их сфера ответственности.
— Согласен, сэр. Но для этого им нужно развивать историю Форбса.
— Но у нас нет никаких доказательств. И пока у нас их нет, голословных обвинений в причастности к смерти Форбса недостаточно для импичмента. Пока призывы к импичменту основываются только на иранских связях. Больше у нас ничего нет.
— Формально вы правы, сенатор. Но все-таки Форбс — саундтрек для импичмента.
— Дело в том, — сказал Франклин несколько свысока, тоном человека, обладающего тайным знанием, — что, похоже, там кто-то очень
— Я слышал то же самое, сенатор.
— И вы слышали?
— Я должен знать обо всем, что происходит.
Как такое возможно? Об этой женщине, Костелло, Франклин не рассказывал никому, кроме Синди. Он придерживал ценнейшие сведения, конфиденциально сообщенные губернатором Орвиллом Теттом, чтобы в подходящий момент блеснуть с максимумом эффекта.
— И что происходит?
— Своего рода разведывательная операция, сбор информации. Действует одиночка, женщина, некогда она работала в Белом доме. Эта информация — последний толчок к импичменту. Нам она нужна, а эта женщина стоит у нас на пути.
Раздраженный и обиженный тем, что собеседник информирован не хуже, чем он, Франклин спросил:
— Так о чем вы меня просите, Мэтт?
Мэтт. Пусть знает свое место.
— Я предлагаю ускорить процесс. Если необходимо, прибегнуть к радикальным мерам.
Знал бы он, подумал Франклин. Но сказал только:
— О’кей. Что-нибудь еще?
Когда они обсудили еще несколько вопросов, Франклин повесил трубку и потер виски. Все в этом телефонном разговоре было хорошо: ему доверили ключевое задание по банковскому биллю, его рассматривают как ведущего игрока в деле Форбса. Прямо-таки золотая карьера.
Но что-то его раздражало. Не всезнание Нюланда само по себе, а эта его манера — словно он генерал, а Франклин его подчиненный и должен лишь получать приказания. Несмотря на разницу в зарплатах, как говорят в этих кругах.
Однако пора было приниматься за работу.
Абердин, штат Вашингтон, воскресенье, 26 марта, 08 ч. 55 мин. по тихоокеанскому времени
— Мэгс, а мы с тобой неплохая команда, — сказала Лиз, заканчивая этот более чем часовой телефонный разговор.
Пароль сработал немедленно. Как только она его набрала, фотография Виктора Форбса вдруг превратилась в квадрат темно-серого цвета. Почти черного. Лиз посмотрела сайт о стеганографии и прочла, что с почернением бороться просто: надо добавить яркости на экран. Мэгги сделала это, и появилась новая картинка.
Собственно, это была не картинка, а шесть цифр посреди экрана, разделенных косыми черточками.
Какая-то дата в американском формате: месяц, день, год.
Лиз обнаружила, что сайт поставлен на таймер: если на него никто не зайдет больше трех дней, он из теневой сети начнет постепенно перетекать в обычную.
Прошло четыре дня с момента, когда было обнаружено тело Форбса, и код сайта начал изменяться таким образом, что скоро этот сайт откроется каждому, кто наберет в «Гугле» имя Виктора Форбса.