Избранный
Шрифт:
Представительный гость вновь пришел к нам через три дня, как раз на выходные. Поскольку мать его не видела прежде, то открыла безо всяких замедлении. Услышав о его цели визита, она резко переменилась в лице и стала отпираться от него, выпроваживая прочь. В общем, разговора у них не получилось, так как она напрочь отказывалась его слушать. Едва его выгнав, она коршуном влетела ко мне в комнату:
– Его больше не пускать в квартиру, ты меня понял?!
– Но, мам…
– Ты чего-то не понял?!
Покачав головой, я ошарашенно глядел на нее. С чего бы такая
Ее не было до самого вечера. Когда она вернулась, я не мог поверить своим глазам: она была под градусом. Раньше она себе такого не позволяла, хотя жизнь располагала к этому, а тут… Я развернулся и пошел прямиком к себе в комнату. Я слышал, как ее тошнило… Но я ей не помогал, потому что ее выходка сильно задели мои чувства. Она полжизни конственно страдала от зеленого змия, и теперь… Это как предательство.
Утром я решил с ней не разговаривать, да и она не особо то собиралась, видимо ей было действительно паршиво. Но я был безучастен к ее страданиям. Поев на скорую руку, я оделся и пошел гулять по городу.
Вскоре мой телефон стал «разрываться» от ее звонков, но едва сдерживая свои порывы, не отвечал, а после десятого звонка я вообще отключил мобильный.
Вечером меня встретила заплаканная мать с испуганным и в то же время недоумевающим лицом. Раздевшись, я было хотел пройти мимо ее, но схватила меня за локоть. Встав, я уставился в одну точку на полу в ожидании ее речи.
– Почему ты себя так странно ведешь сегодня? Чем я тебя обидела? – пыталась она поймать мой взгляд, но я все отворачивался. – Ну же! – стала она трясти мою руку и переходя на крик, – отвечай же!
Едва вырвав свою руку, я бегом забежал в свою комнату и закрыл дверь перед самим ее носом. Постучавшись около пяти минут с требованием открыть дверь, она ушла к себе.
Я долго ворочался в ту ночь. С одной стороны, меня терзала совесть, но с другой – моя обида заглушала мой разум. Мой идеал был разрушен, и это словно давило на меня, делая меня беззащитным, тем самым возвращая в безрадостное детство, где каждый пережитый день воспринимался как сложный уровень, пройденный в какой-нибудь видеоигре. Она такая же, как отец с отчимом, и что самое удручающее, она этого не понимает. Как можно меня спрашивать, за что я так обижен.
Утро ознаменовалось тем, что матерью была проявлена инициатива к серьезному разговору.
– Садись, вчера я созванивалась с представителем того фонда, и… – пока мать выдержала театральную паузу, я своей пятой точкой приземлился на видавший виды диван, – и в общем, почему бы нам действительно не воспользоваться таким роскошным предложением, школа потерпит год, куа спешить, а от работы… Давно думала с нее уходить. Нам действительно е помешает развеяться, после жизненных перипетий заслужили.
У меня пропал дар речи: да неужели?! И на радостях из моей головы вылетели обидные мысли. И не отказал себе в удовольствием броситься к ней с объятиями.
На следующий день
– Неужели этот ваш фонд находится здесь в жилом доме?
– Ну что Вы! У фонда несколько десятков офисов, и нет смысла каждому из выделять по роскошному помещению, да и так ближе к народу, которому так или иначе требуется помощь, и так намного проще заниматься мониторингом нуждающихся.
Такое объяснение нас вроде убедило, и наши ноги без страха вступили за дверь, откуда ранее выпорхнул наш сопровождающий. Нам следовало спуститься вниз на этаж ниже, где стояла бронированная дверь, что тут же отворилась, едва мы переступили последнюю ступеньку.
– Прошу, – вытянутая рука представителя указывала внутрь, и войдя, увидели, что здесь совершенно было по-современному в плане интерьера.
Нас пригласили в третью дверь от входа, и тот представитель уселся за стол, что свидетельствовало о том, что это его рабочий кабинет. Помимо стола, в комнате стоял лишь книжный шкаф и вешалка. Стену украшал картина с акварельным пейзажем.
На стол тут же были выложены три стопки бумаг, но нам щегол протянул только одну из них со словами:
– Вот вам надо ознакомиться с этими бумагами, и если вы придете к согласию, то дело остается исключительно за вашей подписью, – он указывает на мать, – на остальных экземплярах, которые последуют еше, чтобы организовать вам поездку. Я сейчас выйду по делам ненадолго, а вы, пожалуйста, прочитайте, чтобы по моему возвращению был окончательный ответ.
Оставшись вдвоем, мать решила самостоятельно изучить врученные ей документы, мне же осталось молча изучать небогатую обстановку кабинета, и это время словно остановилось. Матери пришлось прочесть десяток листов, прежде чем положить его обратно на стол. По ее лицу нельзя было понять, какое решение пришло ей в голову, так что это меня немного заинтриговало.
Наконец-то наш блудный представитель вернулся к себе на рабочее место, уселся и с огромным интересом глядел на мать, по-прежнему обнажая свои дорого сделанные зубы:
– Итак, что вы решили?
Прежде чем удовлетворить наше любопытство, она стала мяться и тянуть паузу. Не знаю, что ее могло смутить в бумагах, но такого поведения было достаточно, что и меня наделить некими сомнениями.
– Я согласна подписать.
Вот так, ее слова оказались весьма противоположны ожиданиям, и получив ручку, стала подписывать абсолютно все страницы, на автоматизме во всех трех стопках. Одну стопку вручили нам, под предлогом, что без нее не обойтись.
– Прелестно, а паспорта у вас есть?