Избраное
Шрифт:
Он немного развеселился. «А девчонке-то я, кажется, понравился… Воспитана по-японски, в Нагасаки…»
Его шаги стали медленней. Огляделся по сторонам. Начались незнакомые места. Оживленная узкая и вонючая улица.
Хижина — глина и камыш, рядом домик — черепичная крыша с балконом. Что за улица? Повсюду вывески кинематографов, кабаков и веселых заведений.
Налево свернул в переулок — был виден край залива и цинковый волнистый забор какого-то портового склада.
Прошли две китаянки. Молодая и
На балконе второго этажа два торговца пили вино из одной чашки, обнимаясь и вопя:
— Теперь мы: твой глаз — мой глаз. Мы — побратимы. Теперь у нас одна кровь.
И пьяным голосом бубнил другой:
— Оскорби тебя кто-нибудь, — я вырву ему печень. Я — ты. Ты — я.
У наглухо запертой двери с большим замком, накурившись опиума, сидели оборванные люди. Их белые, должно быть, одежды, приобрели мутно-коричневый оттенок. Обвислые штаны состояли из чудовищных дыр, с которых свисали лохмотья.
Из-за двери шел горелый сладкий запах. Плоские пятиугольные лица были серы. Рот приоткрыт. Белые десны сверкали. Глаза закатились, как у мертвых. Щеки были в грязных кровоподтеках.
Два пьяных, неестественно обнявшись, лицами опрокинувшись в красную топкую лужу, с рычаньем копошились на дороге.
Сверкающий от дегтя матрос, качаясь на ногах, дремал возле зеленого писсуара, прибитого прямо к наружной стене дома.
В этом мире никто ни о ком не заботился и никто не хотел ничего скрыть.
Из-за светящихся изнутри бумажных стен маленького домика была слышна песенка: Женщина пела ее, стучась в чувства каждым слогом. Мяукал и стройно дергался ее голос. Мелодия тянулась тремя убогими нотами.
Ве-чер! Тень! Сосна! С гор! Ползет! Лу-на! Оглянусь — вез-де Только ты одна!Эта песенка проходила ноги и спину… «В кинематографы, молодой человек, в кинематографы, молодой человек!.. Дочь заводчика… Мог ли бы жениться на такой?.. Очень красивая шея… Нет!»
Теперь Аратоки внимательно глядел по сторонам. Он искал чего-то глазами. Смотрел под ноги. Видел слякоть, связывавшую шаг. Смотрел на женщин, выглядывавших из-за бумажных дверей. Слушал крики, стук дальнего завода, бормотанье, хлюпанье ног.
— Гей-гей! Джап!
— Ту-ту! Фэллоу!
— Сен ов э бидж! Япошка!
Диги-ди-гей!
Занимая всю улицу, из каких-то ворот вывалилась компания выпивших американских моряков. Все были, как на подбор, гиганты с длинными руками и ногами, узкими плотными плечами, в белых вязаных шапочках, шикарных костюмах, песочных галстуках с искрой, одеты с франтовством кочегаров.
Они
— Джап, поди сюда!
— Мумочка, какой он коротышка!
— Поди сюда, мой младенец! Тюп-тюп!
— Обезьяник надел офицерский мундир.
«Застрелить, как собак? Невозможно, их восемь.
Затеять драку? Сбегутся корейцы. Потом придет полиция. Потом еще полиция. Человек двадцать полиции. Жандармы. Потом схватят этих, побьют до бесчувствия в участке и увезут на американский корабль. Перед Аратоки извинятся… Как бы избежать истории?»
Стараясь держаться независимо, — проклятый маленький рост, — Аратоки прошел между боками двух гигантов. Надулся. Выпрямил и без того прямую фигурку. Напыжил грудь. Плечи сделал четырехугольными.
Прошел мимо.
Они обсвистали его, задели воздухом движения. Качаясь, исчезли за поворотом, с криком и мяуканием.
«Ты можешь быть сто раз героем, но если ты маленького роста… Все, как на подбор, гиганты… Американский флот… Проклятая раса! Мягкокожие, рыжие — обидно попасться в драку. Быть побитым — позор».
Раскрылась дверь дома. Унылый гнусавый женский голос сказал кому-то ломаным портовым языком:
— Вы мужик красивый, пожалуйста, приходите завтра в ночь.
В ответ было ругательство.
Вышел, шатаясь, негроид с выпученными глазами. Рябой. В фетровой шляпе. Должно быть, палубный с филиппинского судна.
Аратоки задумался.
«Который час? Осталось час пятнадцать минут. Ну ее в море, эту кореянку, когда за пятьдесят сен можно получить то же удовольствие».
— Пожалуйста, одну иену — деньги вперед.
— Дай-ка мне вон ту, на правой фотографии.
— Извините, господин офицер, этой нет, — уехала, извините, в Сеул.
— Эй ты, сволочь-сан! Выставила обманный прейскурант?
— Не угодно ли, пришлю самую лучшую девочку. Ее фотографию купил один русский капитан.
— Все равно.
— Пожалуйста, не ушибитесь о верхнюю ступеньку… Гинко!
— Здравствуйте, господин.
— Давай эту.
— Можно поставить четыре бутылки пива?
— Давай!
— Вы, должно быть, с аэродрома? У нас часто бывают с аэродрома.
— Давай!
— Сейчас.
— Давай!
— Пожалуйста, извините.
— Сюда!
— Вот. Так. Пожалуйста, извините. Ложитесь сюда.
— Кто кричит?
— Это на улице, летчик-сан. Теперь сюда.
— Погоди.
— Сейчас. Сейчас, сейчас. За поясом кимоно. Рисовая бумага. Вы мужик красивый, пожалуйста, еще приходите сегодня в ночь.
— Есть у тебя красивые подруги?
— Вечером приведут всех, летчик-сан. Извините, сейчас вернусь. Можно еще четыре бутылки пива?