Издалека (Ралион 4)
Шрифт:
Через мгновение всё прошло. Норруан обнаружил, что стоит на четвереньках, тяжело дыша. В голове всё ещё звучал могучий колокольный звон. Поднявшись, Норруан с удивлением заметил, что чувствует себя необыкновенно бодро. По привычке он поднял руку и пожелал, чтобы в ней появился зажжённый факел.
Ничего не случилось.
Норруан с изумлением посмотрел на пустую руку и вновь потребовал себе освещения.
Сила, которая послушно выполняла все пожелания Владыки Моррон, словно потеряла его из виду.
Как ни странно, страха
Вернуться? Дверь по–прежнему оставалась открытой. Отсюда, из коридора, тусклая фосфоресценция внутри зала со статуей выглядела мрачно. Из люка, ведущего в Зивир, она выглядела обнадёживающе.
Где я?
Глаза постепенно привыкали к полумраку. Свет здесь исходил отовсюду — как во многих пещерах — и от этого разглядеть что бы то ни было становилось необычайно трудно. Нужно было глядеть не на предмет, а чуть в сторону. Поначалу это раздражало; но вскоре Норруан приспособился.
Вначале осмотримся. Норруан присел. Так… это я упал на четвереньки. Вот я сделал несколько шагов… пыль здесь собралась толстым слоем, настолько слежавшимся, что в воздух поднималась весьма неохотно.
Всё это — мои следы… Позвольте… а эти чьи?
Другие следы, едва заметные в скудном освещении, вели через весь коридор. Причём следы оставлены не так уж давно. Норруан вспомнил эпизод, который он пытался написать о безвестном монахе… который закончился тем, что могучая рука сгребла его за шиворот и ткнула лицом в чернильницу. Владыка невольно поднял руку и ощупал лицо.
Неужели это он? Видение места, в котором монах пытался скрыться, было очень коротким, но этот коридор походил на него — так, что становилось страшно. Видеть страшный сон — не самое плохое, что может случиться, подумал Норруан, поражаясь всё больше. Подлинный ужас — это когда ты просыпаешься, а кошмар не прекращается. Как сейчас, например. Норруан осторожно прикоснулся кончиками пальцев к чужому следу и попытался представить себе невысокого человека. Судя по следу, оставивший его привык ходить босиком. Вот он выходит в коридор. Захлопывает за собой дверь, и, прислонившись к ней спиной, разражается хохотом.
Отчего–то казалось, что именно так всё и происходило. Вон его следы, тянутся вдоль стены. Стараясь не затоптать их, Норруан медленно двинулся в ту же сторону. Вот из черноты впереди проявился конец коридора. Его пересекала матово–чёрная стена, в глубине которой что–то непрерывно плыло и перемешивалось.
Ворота, подумал Норруан с разочарованием. Протянул руку и прикоснулся к матовой преграде. Впустит ли она его?
Фиолетовые круги разбежались по матовой плоскости от того места, где Норруан прикоснулся. Ворота не впустили его; взамен ударили током. Рука до самого локтя мгновенно потеряла чувствительность.
Не забыть записать
Мысль была интересной. Тут Норруан вспомнил об умении, которое он вытребовал у Книги.
Он приказал Книге указать ему, где она находится.
Образ был ярким и ослепил Норруана на миг. Видение представляло собой некую комнату… библиотеку или кабинет учёного… со множеством книжных стеллажей, забранными решётками окнами и потемневшим деревянным полом.
Что бы это значило? Книга там, в зале, где он оставил её… При чём тут эта комната?
Вдобавок показалось, что таинственная комната находится где–то рядом — рукой подать.
Шорох крыльев позади.
Норруан резко обернулся. Странно, но теперь он видел намного лучше. Морни стремительно вырвалась через дверной проём, на мгновение окутавшись слабо–голубым свечением. Судя по всему, вороне тоже стало не по себе, едва она оказалась в коридоре. Норруан едва успел отскочить и поймать её — не то лишиться ему глаза.
— Там, — хрипло каркнула Морни, едва смогла говорить. — Поспеши, Норруан. Книга… ты должен увидеть это сам.
Не дожидаясь, когда ворона полностью оправится, Норруан кинулся к двери (вопреки ожиданиям, она и не думала закрываться) и дальше, в зал, к крохотной дверце в дальнем углу.
Обратный переход не вызвал никаких неприятных ощущений. Только стало — ненадолго — нестерпимо жарко, словно с разбегу влетел в раскалённую печь.
Первый был, как всегда, раздражителен.
А всё из–за того, что ничего не происходило. Предыдущие семь лет их команда жила в окружении, в кольце врагов, потеряв, вместе с прежним Первым всё, чем располагала. Создавать новый противовес Совету пришлось с нуля. И только теперь, когда его, Первого, основной план понемногу претворялся в жизнь, можно было сказать, что усилия не пропали втуне. Не зря каждый из Восьмёрки готовит свои собственные способы не позволить Совету и Наблюдателям решать, какое знание можно донести до всех, а какое необходимо скрыть. Теперь, даже если вся Восьмёрка разом погибнет, в мире останутся многие тщательно скрытые зародыши сопротивления. Многие из них будут обнаружены и погибнут. Но все погибнуть не могут.
…Ничего не происходило, и нетерпение мало–помалу подтачивало самообладание. Даже когда летучая мышь, агент Пятого, разбудила Первого среди ночи, раздражение было первой его эмоцией.
Мышь уселась на столик рядом с пышной кроватью и издала резкий скрежещущий звук. Первый, не сразу пришедший в себя, привычным жестом поставил перед животным крохотный хрустальный шар на изящной подставке, и глаза мыши тут же обратились в его глубины.
— Я нашёл и Цель, и то, что нам от неё нужно, — послышался голос из шара.