Изгнание торжествующего зверя
Шрифт:
Вполне одобрили все боги эту предусмотрительность, ибо Закону приличествует восседать рядом с Судом, так как суд должен руководиться законом, и закону должно осуществляться в суде; суд должен исполнять, а закон – повелевать, закон весь – в теории, суд весь – практика.
Когда были закончены долгие беседы и рассуждения об этом престоле, Мом, указывая Юпитеру на Геркулеса [59] , спросил:
41. – Ну, а что же нам сделать с твоим побочным сыном?
42. – Вы слышали, боги, – возразил Юпитер, – на каких основаниях мой Геркулес должен уйти отсюда со всеми прочими. Но я не хочу, чтобы его уход походил на все прочие, ибо повод, способ и причина его вознесения были далеко не такими, как у них: он один и единственно за свои доблести и героические подвиги заслужил небо и – незаконный – показал себя достойным усыновления Юпитеру. И признайтесь, он лишен неба только за то, что он пришелец со стороны, а не бог по природе. Но это моя, а вовсе не его вина, что я, как уже было сказано, чрез него стал прославлен. И я верю – совесть подскажет вам, – если кого и следовало бы изъять из общего правила и определения, то, конечно, Геркулеса. Так что, если мы его устраним отсюда и пошлем на землю, то следовало б устроить это с не меньшим почетом и уважением, как
Поднялись многие, скажу, большая часть богов, и сказали:
43. – С большим, если возможно, с большим!
44. – Значит, постановляю, – продолжал Юпитер, – дать ему по этому случаю, как личности деятельной и сильной, поручение и заботу сделаться земным богом, которого почитали бы больше, чем подлинного небесного полубога.
Те же самые подтвердили: быть по сему!
А так как нашлись такие, что раньше не встали и теперь ничего не сказали, то Юпитер обратился к ним и спросил их, не хотят ли они что объяснить. Тогда одни сказали: «Одобряем»; другие: «Допускаем». Юнона изрекла: «Не препятствую».
Затем Юпитер объявил постановление в окончательной форме:
45. – Вследствие того, что в настоящее время кой-где на земле объявились чудовища, если и не такие, как были во времена древних возделывателей земли, зато, может быть, худшие, я, Юпитер, Отец и Всеобщий Промыслитель, постановляю, дабы Геркулес, мой заместитель и служитель моей могучей десницы, отправился на землю, если и не таким, как прежде, иль не большим великаном, зато одаренным большим усердием, ревностью, крепостью ума и деятельностью духа; и подобно тому как, когда был рожден и воспитан на земле, он показал себя великим, во-первых, тем, что одолел и победил столько чудовищ, и, во-вторых, тем, что из ада вернулся вновь победителем на землю, из ада, куда он явился нечаемым утешителем друзей и неожиданным мстителем надменных тиранов, так в настоящий миг да покажется своей Матери-Земле в третий раз он – новый, столь необходимый и вожделенный промыслитель; пусть ходит по весям ее и смотрит, не опустошает ли города Аркадии какой-нибудь Немейский лев [60] ; не появился ли снова Клеонский лев в Фессалии; не воскресла ли гидра [61] , эта лернейская чума, и не собрала ли вновь свои отросшие головы; пусть доглядит, не появился ли во Фракии Диомед [62] , что кормил коней в Эбро кровью путешественников, и обратит свой взор на Ливию, где, может быть, Антей, столько раз возрождавшийся духом, возродился, наконец, и телом. Удостоверится, нет ли в царстве Иберийском какого трехтуловищного Гериона [63] . Поднимет голову и поглядит, не летают ли по воздуху губительные Стимфалийские птицы [64] , говорю о тех Гарпиях, что иногда затмевали воздух и мешали видеть яркие звезды. Посмотрит, не гуляет ли по Эримантским пустыням какой-нибудь мрачный Вепрь. Не наткнется ли на какого-нибудь быка вроде того, что наводил ужас на стольких народов; не пора ли выгнать на свет какого-нибудь трехликого Цербера [65] , изрыгающего вместе с лаем смертоносный яд; нет ли у кровавых алтарей какого-нибудь палача Бузириса [66] ; не появился ли в пустынях какой олень с золотыми рогами вроде того, что на бронзовых ногах носился, как ветер; не собрала ли мятежные войска какая-либо новая царица Амазонок; не владычествует ли где какой подозрительный и коварный Ахеллой с непостоянным многообразным и изменчивым лицом; нет ли Гесперид, где на попечение дракона оставлены золотые яблоки; не появились ли вновь знаменитые и смелые царицы Термодонтского народа; не разбойничает ли по Италии какой Ланчинийский удалец, не тешится ли какой грабитель Как [67] , что огнем и пламенем защищает свою добычу. Если эти, или подобные, или другие, новые и неслыханные чудища встретятся ему на пути или нападут на него, в то время как он будет шествовать по огромнейшей спине земли, да изменяет, преобразует, изгоняет, преследует, связывает, укрощает, лишает, рассеивает, разрывает, разбивает, рушит, угнетает, топит, жжет, ломает, убивает, искореняет. В ознаменование столь великих подвигов, в награду за славные деяния приказываю в местах будущих героических деяний воздвигать ему трофеи, статуи, колоссы, даже жертвенники и храмы, если судьба не против меня.
46. – Поистине, Юпитер, – сказал Мом, – теперь ты мне кажешься совсем-совсем добрым Отцом, ибо вижу – отцовское чувство не помешало тебе воздать по заслугам твоему Алкиду, который, если и недостоин такого, то, может, заслуживает большего, даже по мнению Юноны, что, вижу, приветливо принимает мои слова…
47. София. Но вот мой так долгожданный Меркурий, о Саулин, так что придется отложить наш разговор до другого раза.
Пожалуйста, отойди от меня и дай нам побеседовать друг с другом наедине.
Саулин. Хорошо! До свидания, до завтра.
София. Вот тот, кому я вчера молилась, наконец, когда меня стало охватывать отчаяние, явился мне.
Вчера мои моления дошли до него, в эту ночь – выслушаны, и сегодня утром исполнены им самим. Если он сейчас же не явился на мой зов, то, должно быть, его задержало что-нибудь важное, ибо думаю – он любит меня не меньше, чем я сама себя. Вот вижу, как он исходит из этого огненного облака, которое гонит южный ветер к центру нашего горизонта и которое, расступаясь перед яркими лучами солнца, распускается веером, как бы венчая мою славную планету. О святой Отче, высокое величие, благодарю тебя, ибо вижу, как мое крылатое божество летит из самой средины облака, ударяя по воздуху распростертыми крыльями, радостно, с кадуцеем в руке, рассекает небо на моих глазах, быстрее Юпитеровой птицы, сладостнее дыханья Юноны, диковиннее аравийского Феникса; вот прилетел ко мне, любезно предстал предо мною, с особенною ласковостью обращается ко мне.
Меркурий. Вот я и с тобою, благосклонный и послушный твоим мольбам, моя София, ибо ты вызвала меня, и твои мольбы достигли ко мне не как обычно, благовонным курением, но пронзающей и быстролетной стрелой яркого луча.
София. Но что это значит, мое божество: ты тоже, против обычая, не сразу явился ко мне?
Меркурий. Скажу тебе правду, София. Твоя молитва застала меня в то время, как я вернулся из ада, передав в руки Миноса, Еака, Радаманта 246752 души, которые после всяческих мучений, борьбы и нужды окончили путь одушевления тел. Там была со мною небесная София, в просторечии именуемая Минервой и Палладой, и она тотчас по платью и походке признала твое
София. Она легко могла признать, ибо, как и с тобой, я частенько беседовала с нею.
Меркурий. И молвила мне: «Не к тебе ли это посольство, посмотри, Меркурий, от нашей родной и земной дочери. Я желаю представить тебе ту, что живет моим духом и искони, будучи рядом с тьмою, исходит от света моего отца».
«Дело лишнее, о рожденная из головы Юпитера, – ответил я ей, – представлять мне столь любимую нашу общую сестру и дочь».
Тут я подошел к твоей вестнице: обнимаю ее, целую, кладу послание в бумажник, расстегиваю пуговицы у жилета и засовываю его под сорочку к самому сердцу. Юпитер (бывший тут невдалеке и занятый тайною беседой с Эолом и Океаном – наказывал им тотчас же вернуться сюда вниз), увидев, что я сделал, прервал разговор, быстро и с любопытством спросил меня, что за памятку положил я себе на грудь. Когда же я ему ответил, что это – твое дело, он сказал: «Ох, моя бедная София, каково-то ей там, что она делает? Ах, бедняжечка, уже по этому несчастному клочочку бумаги мне ясно, что ее дела неважные. Давненько у нас не было вестей от нее. Ну что ж она просит? Чего ей недостает? Что тебе предлагает?» – «Одного только, – отвечаю, – явиться к ней на часок». – «Хорошо, – сказал Юпитер и стал доканчивать разговор с двумя богами, а затем поспешно подозвал меня к себе и сказал: – Ну, ну, скорей, управимся с делами, и ты пойдешь, узнаешь, чего хочет эта бедняжка, а я – к своей надоедливой жене, которая, по правде, тяготит меня больше, чем вся вселенская тяга».
Тотчас же стал приказывать (таков у нас на небе новый порядок), чтобы я собственной своей рукой записал все, о чем надлежит промыслить сегодня в мире.
София. Расскажи мне, пожалуйста, кое-что об этих делах, ибо ты возбудил в моей груди интерес.
Меркурий. Изволь. Юпитер распорядился, чтобы сегодня в полдень в саду Францина две дыни из всех прочих совсем созрели, но чтоб их сорвали не раньше как через три дня, когда, по общему убеждению, их можно станет есть. Воля Юпитера, чтоб в то же самое время из сада у подножия горы Чикала, в доме Ивана Бруно 30 ивиум [68] были вовремя собраны, 17 попадали от ветра на землю, 15 – съедены червями. Чтоб Васта, супруга Альбанцио, подвивая себе волосы на висках и перегрев щипцы, спалила бы 57 волосинок, но головы не обожгла и, на этот раз почуяв гарь, терпеливо перенесла ее, не злословя меня, Юпитера. Чтоб у нее от бычьего помета родилось 252 улитки, из коих 14 потоптал и раздавил насмерть Альбанцио, 26 умерли, опрокинувшись, 22 поселились в хлеву, 80 отправились в путешествие по двору, 42 удалились на жительство в соседний с воротами виноградник, 16 пошли, влача свой домик туда, где им удобнее, остальные – на счастье. Чтоб у Лауренцы, когда она станет чесаться, выпало 17 волос, 13 порвались и из них за три дня 10 вновь отросли, а семь – никогда более. Собаке Антония Саволина – принести пятерых щенят, троим из них дожить до своего времени, двум – быть выброшенными, а из первых трех – одному быть в мать, другому разниться от матери, третьему – частью в мать, частью в отца. Как раз в это самое время закуковать кукушке и так, чтоб ее слышно было в доме, и прокуковать ей ровно 12 раз, а затем вспорхнуть и полететь на развалины замка Чикалы на 11 минут, а оттуда на Скарванту [69] , а что дальше, о том позаботимся после. Юбке, которую мастер Данезе станет кроить на скамье, быть испорченной. Из досок кровати Константина вылезть и поползти на подушку 17 клопам: семи большущим, четырем – малюсеньким и одному – так себе; а что с ними будет сегодня вечером при свете свечи, о том озаботимся после. Чтоб на 15-й минуте того же самого часа у старушки Фиурулы из-за движения языка, который повернется в четвертый раз через небо, выпал третий коренной зуб из правой нижней челюсти, и чтоб выпал без крови и без боли, ибо этот зуб наконец достиг предела своего шатания, длившегося ровно 17 лунных месяцев. У сына Мартинелло пусть начнут пробиваться волоски мужества на подбородке и ломаться голос. Чтоб у Паулина, когда он захочет поднять с земли сломавшуюся иглу, лопнул от напряжения красный шнурок на шароварах, а если выругается из-за этого, наказать его сегодня же вечером: пусть макароны у него будут пересолены и подгорят, разобьется полная фляжка вина, а если выругается и по этой причине, то промыслим о сем после. Кротам, кои за эти четыре дня отправятся из недр земли на воздух, прийти двум на поверхность земли одновременно, одному – ровно в полдень, другому – на 15 минут и 19 секунд позднее, и на расстоянии один от другого в три шага, одну ступню и полпальца, в саду Антона Фальвано; о времени и месте прочих позаботимся после.
София. Тебе было бы много дела, о Меркурий, если б ты захотел рассказать о всех делах Юпитерова провидения, а пересказать каждое приказание отдельно одно за другим, по-моему, все равно что пересчитать все песчинки земли. Столько времени понадобилось тебе пересказать четыре пустяковины, из бесконечного множества их, в одно и то же время совершающихся в маленьком местечке, где 4 или 5 домиков, не очень великолепных, а что было бы, если б ты должен был отдать отчет о событиях, которые случились за этот час в том городке, что стоит у подножия горы Чикала. Наверное, тебе не хватило бы года пересказать все по отдельности, как ты начал было делать. А как думаешь, если б сверх того захотел ты пересказать все, что случилось по городку Ноле, по Неаполитанскому королевству, по Италии, по Европе, на всем земном шаре и на каждом другом шаре в бесконечном пространстве, так как число миров, подчиненных провидению Юпитера, бесконечно. Поистине, на один пересказ всего того, что случилось и призвано к бытию в одно мгновенье в объеме одного только из этих шаров или миров, тебе придется попросить не 100 языков и железных глоток, как делают поэты, но тысячу тысяч миллионов в пределах одного года, да и тогда не выполнить одной тысячной части.
И, говоря по правде, Меркурий, не знаю, что значат эти твои доклады: ведь из-за них многие мои почитатели, называемые философами, считают, что у бедного Великого Отца слишком много хлопот, беспокойства и затруднений, так что уверены, будто счастью Юпитера нечего завидовать ни одному смертному, как бы ни было жалко положение. Тем более, что в то самое время, какое он тратит на предположения и предопределения всех этих событий, безусловно возникает бесконечное множество бесконечных случаев для новых определений, да и ты, пока рассказываешь мне о них, в то же время должен, если хочешь править свою должность, устраивать бесконечное количество новых бесконечных событий.