Изгнание
Шрифт:
— Разрешите продолжить допрос, ваше высокопревосходительство? — уже как бы поднимая Врангеля выше себя, но в то же время оставляя за собой право вести беседу и задавать какие угодно вопросы.
— Убедительно прошу, Александр Васильевич, — Врангель подчеркнул, что остается «на равных».
— Что касается международных проблем, я рад: наши точки зрения соприкасаются. Основной друг — Франция. Поэтому и перед полячишками придется не раз шапку ломать, — и тут же не преминул нанести, как опытный рапирист, короткий и быстрый укол: — Ваш предшественник, генерал Деникин... Он ведь прямо к пану Пилсудскому обращался
— Франция не допустит разгрома Польши! — убежденно сказал Врангель.
— Именно! А нас сделают буфером. Но буфер при умелой амортизации может получить для себя кое-какие привилегии. Задача — не допускать ситуации по пословице: когда паны дерутся, у холопов чубы летят. Будем стараться сохранить свои прически в неприкосновенности.
Они улыбнулись одновременно — понимающе и доверительно, открыто признавая друг друга.
— В ваши военные дела я не вмешиваюсь, и не стану: нам просто необходимы военные успехи. — Кривошеин хмыкнул. — Остается еще лишь несколько аспектов внутренней линии. Диктатура представляется вам наиболее приемлемой формой. Не так ли?.. Вероятно, вы правы.
— Плюс совет. Небольшой, — подчеркнул Врангель. — Пять-шесть человек, из начальников управлений. Гибкий аппарат: никакой бюрократии! Бюрократия, размножаясь, достигает немыслимых размеров. Она и погубила Россию.
— А сенат? — полуприкрытые глаза Кривошеина широко, по-кошачьи открылись вдруг. — Сенат, его роль?
— Только высшее наблюдение за законностью, — ответил командующий не то насмешливо, не то серьезно.
Кривошеин, видно, и тут понял Врангеля. Уточнять ничего не стал, повел разговор о насущной необходимости постоянных заявлений и будирования деятельности комиссии по необходимому земельному закону и всемерной поддержке слухов о восстановлении земских самоуправлений: в Крыму скопилось много левых разных мастей, какой-либо декорум общественности необходим, хорошо бы подобрать подходящих либералов и назвать их хоть... земским собором при диктаторе.
Врангель согласился: бывший царедворец, о котором злые языки говорили бог знает что, — что он чуть ли не сын еврея-кантониста, — реподал главнокомандующему хороший урок политики и экономики. Старичок-часовщик по виду, в длинном пиджаке и не очень хорошо отглаженных брюках, действительно обладал умом и, судя по беседе, административными способностями. Цепок, гибок, лишен предрассудков. На такого можно положиться.
Кривошеин переходил к заключительной части беседы:
— Все будет зависеть от ваших дальнейших военных успехов, — повторил он. — Увеличится занятая вами территория, удастся захватить Донецкий каменноугольный район, Донскую и Кубанскую житницы или нефтеносные кавказские земли — будет поддержка иностранцев, будут и деньги. Тогда все пойдут к вам.
Врангель с неудовольствием отметил про себя это «вам», сказанное специально, хотя Кривошеин уже давно говорил «нам» и «мы», точно в последний момент он вновь стал раздумывать, связываться ли ему с Врангелем, и хотел поторговаться, чтобы выбить какие-то новые, уже
Кривошеин грустно улыбнулся:
— Нет, нет, ваше высокопревосходительство! — воскликнул он. — О военных успехах я говорю лишь с экономической точки зрения, предупреждаю вас. Вы не должны и не имеете права надеяться лишь на союзнические кредиты! Надо строить свою экономику, надо начинать торговать — сегодня же, немедля. Продавайте все, что можно! Экспортируйте хлеб, нефть, шерсть, табак, вино, наконец. Вы согласны?
Врангель пожал плечами: само собой разумеется. Собеседник, по-своему понявший этот жест, поспешил пояснить, что именно подобный род деятельности он и берет на себя и под свой контроль, ибо считает для правительства Юга России, наряду с военной разумеется, именно эту деятельность наиважнейшей, первой среди других.
Врангель согласился.
Кривошеин тут же пошел дальше и напористо заметил, что если главнокомандующий и правитель Юга России — он впервые со значением назвал так Врангеля — соблаговолит доверить ему подобную деятельность и объявит его первым своим помощником (ему совершенно неважно, как будет называться эта должность), он считает крайне необходимым сегодня, сейчас же оговорить кандидатуры двух господ, которые будут при нем как бы правой и левой руками.
— Кто же эти господа? — живо поинтересовался главнокомандующий. — Они приехали с вами?
— Отчасти, — уклончиво ответил Кривошеин. — Но не думайте, пожалуйста, что меня связывают с ними родственные или какие-либо иные отношения. Я рекомендую их вам исключительно по деловым соображениям.
— Вы меня заинтриговали, Александр Васильевич. Их фамилии?
— Одного вы знаете. Это генерал-майор Климович Евгений Константинович. Он в Крыму.
— Еще бы! Московский градоначальник.
— И директор департамента полиции. Опытнейший человек. При нем у нас в тылу будет образцовый порядок. Конечно, и у Евгения Константиновича есть недостатки, но, согласитесь, на таком посту должен быть специалист своего дела.
— Притча во языцех всей либеральной прессы, Александр Васильевич! Будет шум.
— И пусть, и пусть! Он — мастер сыска.
— Ему приписывали поддержку «черной сотни», убийство каких-то евреев, организацию взрыва в доме премьера Витте на Каменноостровском...
— Да! При Керенском он был посажен в Петропавловскую крепость. Испытывал унижения и при большевиках. Но сумел ускользнуть и даже в банк какой-то устроился на службу, представьте! Если его поставить во главе всей нашей контрразведки, за тыл я буду спокоен.
— Я согласен, — сказал Врангель. — А второй?
— Со мной из Парижа приехал господин Шабеко — адвокат, присяжный поверенный, сын весьма известного профессора истории. Потрясающих коммерческих способностей человек! В Париже он продавал какому-то американскому миллионеру Эйфелеву башню. И представьте, наверняка продал бы, если бы я не увез его нынче в Крым. Он может все и будет очень полезен нам.
— Принимается, Александр Васильевич! — уже совсем весело сказал Врангель. — Видите, все, что вы просите, — принимается. Осталось получить лишь ваше согласие.