Изгнанница Муирвуда
Шрифт:
— Ага, очнулась. Пришел полдень, и она очнулась. Sangrion.
Майя вздрогнула, потому что говоривший находился у нее за спиной, и голоса его она не узнала. Оглянувшись, она обнаружила человека, который сидел, скрестив ноги, в низком кустарнике, а спиной опирался на высокую сосну. Истрепанную тунику в пятнах укрывал грязный плащ, а на ногах были старые кожаные сандалии. В густых темных волосах тут и там проглядывала седина. Глаза у человека были темные, но яркие, взгляд, которым он смерил Майю, невозможно
— Доброго утра, сестрица, — сказал он с сильным акцентом.
Майя моргнула, и на мгновение ей стало страшно. Она не знала этого человека, а он знал ее… или, по крайней мере, знал что-то о ней. Серебристый край кольчужницы у горла выдавал в нем мастона. На коленях у человека лежала металлическая книга. В левой руке незнакомец держал стило, а разбросанные по странице стружки орихалка говорили о том, что человек занят гравировкой. Так вот откуда исходил тот скребущий звук!
— Кто вы? — хрипло спросила Майя, с трудом проталкивая слова сквозь пересохшее горло.
Он хмыкнул и стряхнул со страницы стружку.
— Я путник. Странник. Хожу по королевствам, пишу историю людей. Это Мон. Это моя страна.
Мучившие Майю подозрения сгустились в ком.
— Вы — мастон.
— И то верно, сестрица.
Он опустил взгляд, и стило вновь коснулось металлической страницы. Послышался скребущий звук.
Майя чувствовала, как нарастает злая сила у нее в груди. Она истекала гневом, как котелок — паром, но отчего — не знала. Она села прямо и огляделась. Рядом лежал ее заплечный мешок. Застывшие было мышцы ожили и заныли от боли.
— А ведь ты, сестрица, хэтара, — заметил путник, не поднимая головы и не отрывая стилуса от страницы.
Майя в ужасе уставилась на него. Шепот кистреля проникал в сердце. Но она не хотела зла этому путнику.
— Мне надо идти, — встревоженно сказала Майя.
— Стой, — коротко ответил человек. — А послание? Я еще не передал.
— Какое еще послание? — переспросила Майя. Глубоко внутри она знала, что должна бояться этого человека. Что надо бежать, не то он сделает с ней что-то страшное. Чувство это не внушало доверия, и все же Майя с трудом удерживалась от того, чтобы не броситься сломя голову в лес.
— Я не шевуалье, сестрица. Я тебе ничего не сделаю. Полдень, видишь? Нерожденные всего слабей на солнце. Но у тебя внутри силы все больше. Даже и сейчас. Надо поскорей избавиться, а то ведь захватит тебя целиком. Потом придут другие, и — пффф! Поминай как звали!
Он хитро улыбнулся.
— Гнет тебя эта штука, а? Что, поддашься? Пусть возьмет верх? А?
Майя умоляюще посмотрела на путника.
— Вы можете их прогнать? — с надеждой спросила она. Он покачал головой и поцокал языком.
— Не могу. Я странник. Я историю пишу. А не творю. Жгучая ярость всколыхнулась в ней, и Майя чуть было не бросилась на собеседника, но вместо этого прижала локти. сунула ладони под мышки и заставила себя успокоиться. Она начала раскачиваться взад-вперед. У нее
— О чем вы пишете? — спросила она.
Он аккуратно отряхнул блестящую страницу.
— О правде, сестрица. О правде, и все тут.
Майя облизала губы.
— А о какой правде вы пишете сейчас?
Взгляд мудрых глаз встретился с ее взглядом, и от стыда Майя порозовела и отвернулась, ибо ей казалось, будто странник видит ее насквозь.
— Я пишу о том, как хэтара из Комороса, дочь короля, выжгла дотла аббатство Крюи. Мое было аббатство, так-то, — он был мрачен, но, кажется, не винил Майю. — Кто я таков, чтобы судить дочь короля? Отец твой — мизерабль, а не отец. Не заслужил он такой дочери. Много их таких, мизераблей при титулах, да толку с них… Мизерабль при власти — людям горе. Я тебя не сужу, сестрица. Я уже много лет пишу твою печальную историю.
Глаза у Майи защипало.
— Там, в аббатстве… все погибли? — сдавленным голосом спросила она. Краем разума она уловила пламя на утесе, костер, в котором горело аббатство. Злая, чужая часть ее души взвыла от радости при виде жадного огня.
Голос путника был тверд и спокоен:
— Только Альдермастон, и даже он еще жив. Он не мог сбежать, — путник вздохнул. — Ты поцеловала его в лоб, сестрица. Твой поцелуй — проклятие. Он несет смерть, — путник понизил голос. — Предательская штука. Никто живым не уйдет, видит Идумея.
По щекам у Майи покатились слезы. Она не сразу поняла, что плачет — так редко с ней это случалось. Слезы были горячие, они падали с ресниц и оставляли влажные дорожки на щеках.
— Я не хотела, — выдавила Майя.
Запрокинув голову, она уставилась в небо, на верхушки деревьев. Сердце разрывалось при мысли о том, что она натворила. Майя закрыла лицо руками и зарыдала. Броситься с утеса — вот лучшее, что она может сделать. Спасти мир от чудовища, которым она стала. Только смерть прекратит это безумие. Пусть она не будет владеть собой, пусть не сможет остановить проникшего ей в душу Бесчисленного, но зато и вреда больше никому не причинит.
— Этим делу не помочь, сестрица, — негромко и чуточку насмешливо заметил странник. — Ваши с ней мысли накрепко связаны. Понимаешь? Прыгни — и она заставит Исток поднять тебя обратно на утес. И чем больше ты натворишь, тем крепче станет ваша связь.
Майя уставилась на него, распахнув мокрые глаза.
— Вы что, читаете мысли?
— И такой дар у меня есть, — сухо ответил странник. — Знаешь, как тяжело? — Тут он усмехнулся. — Слышать все, что думает каждый встречный… Вот уж радость-то! Мизерабли кричат: вот идет старый толстый Мадерос! У него изо рта воняет. Ноги тонкие, а брюхо только что не лопается. Горбатый. Уродливый. Ха! — странник помахал рукой в воздухе. — Как же мы любим друг друга судить! Как быстро наши мысли берут над нами верх! А вот Исток смотрит в самое сердце, сестрица. Не в лицо, а в сердце. По делам судит, по твоим делам. Не по чужим.