Изгнанницы
Шрифт:
Небольшая толпа зевак, отиравшихся у входа, обступила экипаж.
– Охотники до чужого горя, – сказал констебль с вислыми усами. – И как им это только не надоедает?
Один за другим все трое констеблей вылезли наружу, выкрикивая в толпу предупреждения не приближаться. Эванджелина сидела, скорчившись в тесном экипаже, пока один из полицейских не махнул ей нетерпеливо рукой: мол, пошевеливайся. Она доковыляла до порожка, и мужчина грубо дернул ее за плечи. Когда бедняжка, споткнувшись, выпала из экипажа, он подхватил ее как мешок с рисом и стряхнул на землю. Щеки девушки
Пока Эванджелина возвращала себе устойчивое положение, ее в упор рассматривали дети с широко распахнутыми от любопытства глазами и взрослые с кислыми лицами.
– Стыд и позор, – прошипела какая-то женщина. – Да смилуется Господь над твоей грешной душой.
Констебль толкнул арестантку по направлению к железным воротам, где их малочисленную группу встретили двое стражников. Когда Эванджелина, мелко переступая, уже заходила внутрь в сопровождении конвоирующих ее с обеих сторон охранников и следующих позади констеблей, она подняла глаза и увидела слова, начертанные на солнечных часах над арочным сводом проема: «Venio Sicut Fur». Большинство заключенных, проходящих через ворота, скорее всего, не догадывались, что означает эта латинская надпись, но Эванджелина была не из их числа. «Иду как тать» [5] .
5
Откровение Иоанна Богослова (Апокалипсис), 16: 15.
Ворота, лязгнув, захлопнулись. Она услышала сдавленные звуки, похожие на мяуканье кошек в мешке, и склонила голову набок, прислушиваясь.
– А, это остальные потаскухи, – пояснил ей стражник. – Скоро и ты к ним отправишься.
Потаскухи! Эванджелину передернуло.
К ним спешил невысокий худощавый мужчина. На поясе у него красовалось большое кольцо, с которого, напоминая огромные подвески, свисали ключи.
– За мной, – велел он. – Только арестантка и вас двое.
Эванджелина, констебль с вислыми усами и один из стражников последовали за ним: пересекли большое помещение, которое служило тут холлом, и преодолели несколько пролетов вверх по лестнице. Из-за кандалов девушка передвигалась медленно; стражник то и дело подгонял ее, тыкая в спину дубинкой. Они пробрались сквозь запутанный лабиринт коридоров, тускло освещенных масляными светильниками, которые свисали с толстых каменных стен.
Тюремщик остановился перед деревянной дверью с двумя замками. Перебрав ключи, нашел нужные и отпер сначала верхний замок, а потом нижний. Распахнул дверь в комнатушку, где обнаружились только дубовый стол и стул, да еще высоко на стене горела лампа. Он пересек крохотное помещение и постучал в другую дверь, поменьше:
– Прошу прощения, госпожа надзирательница. Доставлена новая заключенная.
Некоторое время ответа не было. Потом раздалось тихое:
– Минутку.
Они стали ждать. Мужчины переговаривались между собой, прислонившись к стене. Закованная в цепи Эванджелина неуверенно переминалась
Спустя некоторое время дверь отворилась. Надзирательница до их прихода явно спала. Ее лицо с резкими чертами было изборождено морщинами, а седеющие волосы забраны в небрежный узел. Одета она была в выцветшее черное платье.
– Ну что, приступим, – раздраженно проговорила женщина. – Арестантку уже обыскали?
– Нет, мэм, – отозвался стражник.
Она махнула рукой в его сторону:
– Займитесь.
Он грубо провел руками по плечам Эванджелины, вдоль боков, сунул их ей под мышки и даже, быстрым движением, между ног. Девушка порозовела от смущения.
Когда констебль кивнул надзирательнице, та прошла к столу, зажгла свечу и опустилась на стул. Открыла большую амбарную книгу, испещренную записями, сделанными бисерным почерком. И вопросила:
– Имя?
– Эван…
– Не вы, – прервала ее женщина, не поднимая головы. – Вы утратили свое право говорить.
Эванджелина закусила губу.
Констебль извлек из внутреннего кармана жилета листок бумаги и вгляделся в него.
– Имя?.. Так… Эванджелина Стоукс.
Надзирательница обмакнула перо в чернильницу и заскрипела им по странице толстенной учетной книги.
– Замужем?
– Нет.
– Возраст?
– Э-э-э… сейчас поглядим. Вроде как двадцать два. Или пока еще не исполнилось?
– Посмотрите хорошенько. Сколько ей полных лет?
– Здесь говорится, что она родилась в августе, а сейчас у нас март. Выходит… ей двадцать один.
Надзирательница резко подняла голову, ее перо застыло над бумагой.
– Выражайтесь точнее, констебль, иначе мы всю ночь здесь проторчим. В чем обвиняется? Постарайтесь изложить покороче.
Он откашлялся.
– Видите ли, мэм, там не одно правонарушение.
– Начните с самого тяжкого.
Он вздохнул.
– Ну… Во-первых… ей вменяется в вину серьезное преступление. Гнуснее и не придумать.
– А именно?
– Покушение на убийство.
Надзирательница вздернула бровь и посмотрела на Эванджелину.
– Я не… – начала было та.
Женщина выставила перед собой ладонь. Потом опустила глаза, продолжая писать в книге.
– Кого она пыталась убить, констебль?
– Горничную, которая находится в услужении у… э-э-э, – он пошарил взглядом по листку, – у Рональда Уитстона, проживающего по адресу: Сент-Джонс-Вуд, Бленхейм-роуд, дом двадцать два.
– Способ покушения?
– Мисс Стоукс столкнула ее с лестницы.
Надзирательница подняла голову. И уточнила:
– Жертва… не пострадала?
– Похоже на то. Перепугалась страшно, но в целом… полагаю, что нет, не пострадала.
Краем глаза Эванджелина заметила смутное шевеление в том месте, где пол соединялся со стеной: из трещины в плинтусе, с трудом протискиваясь в щель, вылезала тощая крыса.
– Так, с этим разобрались. Что еще?
– В комнате мисс Стоукс была обнаружена фамильная драгоценность, принадлежащая хозяину дома.