Изгнанник Ардена
Шрифт:
– Думаете, это Стефан или кто-то из его свиты?
– Разберешься. Книга у Кристин. Только прошу, будь вежливым мальчиком. Иначе она добавит царапин твоей симпатичной мордашке.
Изекиль фыркнул, будто сама мысль, что она расцарапает его лицо, приносила удовольствие. Он направился в комнату, которую занимали девушки, а Тристан задумчиво уставился в окно. До заката оставалось три часа, а ему уже не терпелось узнать, что задумала Адалина и какие опасности сулит их встреча.
Глава 7
Горбатый переулок носил свое название не просто так. Он начинался на небольшом
Ноздри Тристана защекотал аромат ореховых рогаликов, как только он завернул в конец переулка. Здесь было многолюдно, потому что поблизости располагался театр для простых горожан и люди торопились на воскресное представление. Тристан обошел толпу детей, игравших прямо на дороге – кареты и повозки заезжали сюда нечасто. Он вглядывался в лица прохожих, пытаясь найти среди них Адалину. У булочной стояла лишь пожилая старушка, считавшая медные монетки трясущимся тонким пальцем. Она украдкой поглядывала на связку румяных баранок и печально вздыхала, а потом снова приближала к глазам скрюченную ладонь и пересчитывала монеты, которых явно не хватало на покупку свежей выпечки.
Тристан, облаченный в неприметную серую рубаху и темные поношенные штаны, порылся в карманах и достал несколько монет. Дождался, когда его обступит группа горожан, торопившихся в театр, и вместе с ними прошагал мимо булочной. Когда они поравнялись с опечаленной старушкой, Тристан быстро вложил в сухую, как труха, ладонь все имевшиеся у него монеты и скрылся в толпе.
Только оставив булочную далеко позади, он увидел Адалину. Она сидела на нижней ветке огромного старого дуба, росшего на пересечении Горбатого переулка и Ракитной улицы. Никто бы не признал в этой милой девушке вульгарную, надменную и истеричную фаворитку короля. Сейчас она была одета в простое коричневое платье с белыми рюшами на воротнике и в такой же белый передник с большими карманами, а волосы собраны в два тугих пучка, которые смешно торчали как звериные ушки. Она с аппетитом жевала булочку с маком и болтала ногами так, что грубые деревянные башмаки грозились вот-вот слететь с изящных ступней и угодить в голову кому-то из прохожих.
Адалина не сводила взгляда с Тристана, а когда он наконец-то заметил ее, то помахала ему. Вот так просто. Словно они были старыми приятелями и просто решили встретиться в погожий воскресный вечер, чтобы поболтать о жизни.
Тристан хмыкнул, снисходительно покачав головой, и направился к старому дубу.
– Давно за мной следишь? – спросил он, щурясь из-за лучей закатного солнца, которые проворно скользили по его лицу.
– Мгм, – промычала Адалина с набитым ртом, а потом, прожевав булку, продолжила: – Видела твой жест милосердия. Бедная старушка чуть в обморок не упала, когда ты подкинул ей монет. Надеюсь, не золотых. Она их небось в глаза не видела, так бедняжку и до смерти довести можно.
– Принимаешь меня за идиота?
Тристан засунул руки в карманы и вальяжно прислонился плечом к стволу дерева. Он задрал голову и бесстыдно любовался стройными ножками Адалины, которые не скрывал свободный подол платья.
Будто прочитав его грязные мысли, Адалина бросила ему в
– Лезь на дерево, извращенец.
Тристан фыркнул от смеха, смахнул хлебные крошки с волос и с легкостью взобрался на толстую ветку, на которой сидела Адалина.
– Здесь нас все видят, – озвучил он очевидный факт.
– В этом весь фокус. По словам Изобель, это излюбленное место городских парочек. Мы как на ладони у прохожих, поэтому никто не будет смотреть на нас с осуждением, ведь ничем постыдным мы заняться не сможем. Даже поцеловаться без свидетелей здесь нельзя. Зато никто не подслушает. – Адалина протянула булку Тристану и с невинной улыбкой спросила: – Будешь?
Тристан наклонился и откусил от сладкой выпечки, щедро сдобренной маковой начинкой.
– Не знал, что ты сладкоежка, – сказал он, слизнув крошки с губ.
Адалина задумчиво отщипнула кусочек и раскрошила мякиш на землю. К основанию дуба тут же слетелись бойкие воробьи и наглые голуби и стали искать крошки в траве.
– Мама запрещала мне есть мучное и сладкое, все боялась, что я располнею и меня не возьмет в жены какой-нибудь толстый «денежный мешок» вроде лорда Агелара. Но мы часто тайком сбегали в город с Эмильеном, моим младшим братом. – Адалина мечтательно улыбнулась, наблюдая, как птички боролись за хлебные крошки. – Ты когда-нибудь бывал в пекарне на Центральном рынке?
Тристан покачал головой.
– Там самые вкусные маковые рулеты! Даже слуги из Изумрудного дворца приходят туда и покупают выпечку для королевской семьи и свиты. Я бы все на свете отдала, чтобы еще разок прогуляться между торговыми лавками и съесть горячий рулет с маковой начинкой. – Она встряхнула головой и натянуто улыбнулась. – Но в этой булочной тоже неплохая сдоба.
Адалина протянула булочку Тристану так непринужденно, будто они каждый день сидели вот так, на ветке дерева, и делили одну сладость на двоих. Тристан откусил большой кусок, случайно коснувшись губами ее пальцев, и намеренно замер. Но Адалина не убрала руку. Ее смущение выдавала лишь мимолетная дрожь. Тристан лизнул кончиком языка подушечку ее пальца и только потом отстранился.
– Что мешает сходить на Центральный рынок? – спросил он как ни в чем не бывало. – В таком наряде тебя вряд ли кто-то узнает.
– Ты не слушал? Я же сказала, что в ту пекарню часто наведываются слуги Изумрудного дворца, вдруг кто-то из них узнает меня без дурацкого парика и грима? Я не могу так рисковать.
Тристан многозначительно выгнул бровь.
– А что насчет твоего рискованного решения задержаться в Аталасе? Городские ворота уже закрыли. Почему ты не уехала сразу?
Доев булочку, Адалина начала губами собирать с кончиков пальцев остатки сахара и мака. Когда дошла до среднего, который совсем недавно облизнул Тристан, она замерла, но, поймав его нахальный взгляд, приосанилась. Вызывающе посмотрела ему в глаза и медленно провела по пальцу языком.
Тристан, не отрываясь, наблюдал за ней. Даже с этой дурацкой прической Адалина была хороша собой и знала это. Бессовестно пользовалась своей красотой.
– Дорогуша, не пытайся меня соблазнить, мое внимание слишком дорого стоит – вовек не расплатишься.