Изгнанник из Спарты
Шрифт:
Он с трудом поднялся на ноги и, выхватив меч, стал карабкаться вверх по склону. Но внезапно остановился и поднял меч к своему шлему в спартанском приветствии.
Аристон обернулся. За их спинами стоял высокий человек со знаками различия наварха на доспехах; по его губам было видно, что он с трудом сдерживает смех.
– Это ты сбросил вниз моего гармоста?
– обратился он к Автолику.
– Да, о великий Лизандр, - ответил Автолик.
– Ну а что бы ты делал, если бы я не оказался здесь и он набросился бы на тебя с мечом?
– спросил Лизандр.
– Я бы отобрал у
Лизандр изучающе посмотрел на него. Во всей спартанской армии не было человека, который мог бы сравниться с этими двумя афинянами по развитости мускулатуры. За всю свою жизнь ему не приходилось встречать подобного воплощенного физического совершенства. Он сразу понял, что Автолик не хвастает, что он вполне мог бы сделать именно то, что сказал.
– Ну-ну, - с серьезным видом произнес наварх.
– А теперь расскажите мне, из-за чего все это началось.
Аристон, обладавший куда большим красноречием, чем Автолик, взял инициативу на себя.
– Твой гармост, о Лизандр, - заговорил он, тщательно подбирая слова, - кажется, придерживается того мнения, что граждане Афин не имеют права находиться на этом Акрополе, построенном нашими предками. Он ударил моего друга жезлом по лицу только за то, что он, как и я, великий наварх, не любит, когда его называют собакой. Ибо, судя по его обращению с нами, твой гармост в самом деле полагает, что имеет дело с этими четвероногими. Что меня, честно говоря, несколько озадачивает. Может быть, в Спарте собаки строят такие храмы?
– Боюсь, что даже людям это не под силу, - спокойно сказал Лизандр.
– Они просто великолепны. И это одна из многих причин, почему я не поддался на уговоры наших
союзников и не разрушил этот город. Прощайте, господа! Вас никто больше не потревожит.
– Но… но, - заикался Каллиб, - он ведь ударил меня! Он швырнул меня на землю! Он…
– Замолчи, Каллиб! Ты понятия не имеешь, как должно обращаться со свободными людьми, - сказал Лизандр.
– Ну и куда ты теперь?
– спросил Автолик у Аристона, когда они спустились с холма, на котором стоял Акрополь.
– Домой, - коротко сказал Аристон.
– А потом?
– Сегодня никуда. Послезавтра - в Булевтерий, - заявил Аристон.
Автолик остановился и недовольно нахмурился.
– Опять требовать, чтобы тебе предоставили гражданство, - горячо зашептал он ему на ухо, - в чем тебе уже дважды было отказано? И все для того, чтобы жениться на ней?! Жениться на этой грязной противной маленькой пор-не…
– Автолик!
– оборвал его Аристон.
– Извини! Во мне говорит только моя любовь к тебе, Аристон. Ну и кому же теперь ты намерен подать прошение, мой бедный друг?
– Критию. Или Ферамену. Или обоим сразу. Это мой последний шанс, - сказал Аристон.
– Раз так, считай, что у тебя его вовсе нет, - заявил Автолик.
– Подумать только, Критий, благородный отпрыск благороднейшего рода. Правнук самого Дропида…
– Педераст. Женоненавистник. Богохульник. Атеист. Убийца многих достойных людей. Предводитель Тридцати. Кстати, ты знаешь, Автолик, как их теперь называют?
– Знаю. Тридцать Тиранов. И с чего же ты взял, что Критий пойдет
– Вообще-то я не особо на это надеюсь, хотя Критий когда-то… Я ему нравился, скажем так. Но в любом случае стоит попробовать.
– Да спасет нас Гера! Неужели ты опустишься до такого? Ты готов лечь в постель с этим, этим…
– Любителем минетов, мужеложества и прочих отбор-
ных извращений? Нет. Кроме того, ты упускаешь из виду одну вещь или даже две, Автолик…
– А именно?
– осведомился Автолик.
– Мне уже почти сорок, это не тот возраст, что обычно нравится педерастам. К тому же когда-то я швырнул Крития в грязь точно так же, как ты сегодня поступил с гармостом.
– Ну да! Я это прекрасно помню. А эта кровожадная свинья… Ты знаешь, скольких людей он уже обрек на смерть, Аристон?
– Более трехсот, - сказал Аристон.
– А ведь он никогда не прощает обид. И тем не менее, зная все это, ты продолжаешь упорствовать?
– У меня нет другого выхода. Я принес священную клятву Данаю, - сказал Аристон.
– Понимаю. И я сочувствую тебе. Ты даже не представляешь, как я тебе сочувствую, - сказал Автолик.
Когда Аристон подошел к Булевтерию, он увидел Сократа, который как раз выходил из него. Старый философ приложил палец к губам и состроил гримасу, призванную придать всему его облику чрезвычайно заговорщицкий вид. Получилось очень смешно.
– Скажи мне, Аристон, - прошептал он, - тебе уже исполнилось тридцать?
– Да уже девять лет назад, - сказал Аристон.
– А что?
– А то, что мне строжайше запрещено разговаривать с кем-либо моложе тридцати, чтобы его не развратить. Это мне запретил Критий. И Харикл тоже. Вот ты мне скажи: я развращал тебя, когда ты был молод?
– Да еще как, - заявил Аристон.
– Ведь ты учил меня думать. Что может быть хуже?!
– Боюсь, что ты прав, - вздохнул Сократ.
– Ведь среди тех, кого я также учил думать, были и Алкивиад, и сам Критий! И посмотри, что из этого вышло! Прощай, Аристон: я, пожалуй, пойду, фаэдон ждет меня со своими друзьями. Кстати, а почему бы тебе не присоединиться к нам?
– Сегодня я никак не смогу. Может быть, в другой раз.
Но я хотел бы кое-что передать твоему прекрасному Фаэдо-ну,учитель.
– Что именно?
– спросил Сократ.
– Что я не более ответствен за то, о чем ему напоминаю, чем он - за то, о чем напоминает мне. Не беспокойся, он поймет. И еще скажи, что я хотел бы быть его другом. Больше ничего. Прощай, Сократ!
Поднимаясь по ступенькам, ведущим ко входу в Булевтерий, он размышлял о том, почему Сократ так до сих пор и не понял, где именно его учение, так сказать, не сработало. А не сработало оно в области политики. Ибо философ всю свою жизнь высмеивал основополагающую идею демократии, а именно: во главе государства должны стоять непрофессионалы. Сколько раз ему приходилось слышать от Сократа буквально следующее: “Я полагаю, ты не станешь нанимать флейтиста, чтобы изваять статую? Так как же можно путем простого подсчета голосов доверять власть тем, кто не имеет ни малейшего представления об искусстве управления другими людьми?”