Изгнанник из Спарты
Шрифт:
метеков. Не из политических соображений, а просто чтобы завладеть их богатством. Они убили Полемарха, брата Ли-зия. Ты знаешь его, он был владельцем маленькой оружейной мастерской неподалеку от твоей эргастерии. Аристон, утром я разослала слуг во все концы Афин, чтобы найти тебя, и каждый из них возвращался с самыми ужасными новостями.
– И что же?
– спросил Аристон.
– Ницерат был казнен позавчера. Его жена наложила на себя руки, узнав об этом. Автолик…
– О боги!
– воскликнул Аристон.
– …был убит менее часа назад, сражаясь с теми, кто пришел за ним. Но
– Ну а ты, Хрисея, - сказал Аристон, - если они схватят меня и заставят осушить эту восхитительную чашу, сколько тебе на этот раз понадобится времени, чтобы найти мне замену на моем ложе?
Она взглянула на него, ее глаза были бесцветны и пусты.
– Менее часа, - сказала она не колеблясь.
– Теперь ты все знаешь. Беги, Аристон. Что бы там ни было между нами, я не желаю твоей смерти.
– Хрис, - сказал Аристон, - иди и собери свои вещи. Я беру тебя с собой.
Она покачала головой.
– Не будь глупцом. Аристон, - сказала она с сухой и горькой усмешкой.
– Мне ничто не грозит. Во-первых, потому, что твой злейший враг, Критий, вообще не любит женщин. Мне нужно было бы быть мальчиком, чтобы привлечь его внимание. А во-вторых, кому захочется хотя бы изнасиловать меня, с моим-то уродством? Я буду тебе только обузой. Конечно, меньшей, чем Клеотера, твой сын и дочь Автолика. Но ведь если будет даже одним человеком меньше, это уже облегчит тебе жизнь, разве не так?
Аристон молча смотрел на нее. Его первым желанием было возразить ей. Ему было неприятно, что она так легко и
точно прочла его мысли. Но сейчас ложь была не только бесчестна, она была бессмысленна.
– Что ж, да будет так, Хрисея, - наконец произнес он. Она стояла и смотрела на него, и ее глаза неожиданно наполнились слезами.
– Поскольку мы, скорее всего, уже не встретимся по эту сторону Тартара, - прошептала она, - может быть, мой повелитель удостоит свою заблудшую жену поцелуя? Одного, прощального. Аристон? Во имя той любви, что я испытывала к тебе и - да помогут мне боги - испытываю до сих пор! Просто Парки, богини судьбы, были против нас, только и всего. А я…
Аристон обнял ее и поцеловал в губы. Это был долгий поцелуй. Очень долгий. В нем были и жалость, и нежность, и далекий отзвук, бесплотная тень той любви, что давно умерла. В нем были печаль и боль давней, казалось, уже позабытой, утраты.
Рыдая, она наконец высвободилась из его объятий и выбежала прочь.
Подойдя к дому Автолика, он увидел часовых, стоявших у его дверей. Их было всего двое. Критию и в голову не могло прийти, что в Афинах найдется безумец, который дерзнет предпринять нечто вроде того, что он собирался сделать.
Он сбросил плащ. Аккуратно положил связку дротиков к своим ногам. Взял один из них. Он ему не понравился. Древко было чуть искривлено, так незначительно, что другой бы и не заметил этого. Кроме того, он был слишком тяжел. А он знал, что имеет право только на один бросок. И его прицел должен быть безукоризнен.
Он
Смертоносное послание в мгновение ока преодолело пространство, разделявшее их, почти невидимое в своем стремительном полете; его стальной наконечник синей молнией рассек притихший воздух. Аристон услыхал звук глухого, тяжелого удара; дротик вонзился точно туда, куда он его направил - в самое основание горла всадника, как раз
над верхним краем нагрудника. На мгновение воин застыл на месте; выражение удивления на его лице при других обстоятельствах могло бы показаться комичным; древко дротика, похожее на длинный жезл, торчало у него из горла. Затем, очень медленно, он осел на землю.
Его товарищ закричал высоким, по-женски пронзительным голосом. По его звуку Аристон догадался, что эти двое наверняка были любовниками. Впрочем, этот первый вопль оказался и последним, ибо Аристон был уже перед ним.
Гоплит дрался с яростью отчаяния, но он был слишком ошеломлен этим внезапным нападением, чтобы оказать сколько-нибудь серьезное сопротивление. Аристон с силой ударил своим щитом по щиту молодого всадника, заставив его отступить на полрода, и тут же до кости рассек его бедро прямо под наголенником. От боли и неожиданности гоплит на долю секунды утратил бдительность;
Этого было вполне достаточно. Одним боковым ударом меча Аристон практически снес ему голову.
После этого он нагнулся, поднял с земли прутик, окунул его в кровь своих поверженных врагов и нарисовал на их лбах крохотное изображение льва. Он понимал, что этот его поступок отдает излишней мелодраматичностью, даже ребячеством, но он хотел, чтобы Критий знал, кто нанес ему
этот дерзкий удар.
Затем он вошел в дом и обнаружил Клеотеру и ее детей
у гроба Автолика; они тихо молились. Он застыл на месте, у него перехватило дыхание. Когда он впервые увидел Клео, сразу после того, как Данай отплыл в Сиракузы с той злополучной экспедицией, ей было не более четырнадцати лет. Теперь, спустя одиннадцать лет, ей было только двадцать пять и она находилась в самом начале расцвета женственности, сохраняя всю свою ослепительную красоту.
Нет. Ее красота была не просто ослепительна - она была божественна. За все эти годы перенесенные ею страдания, а затем тихая, спокойная жизнь с Автоликом, принесшая ее душе относительный мир и удовлетворенность, пусть даже и ничего более, превратили ее яркую северную красоту в нечто эфирное, почти неземное. Он даже подумал, не уничтожит ли в нем тот восторг, то благоговение, которое
он теперь испытывал, всякое нормальное влечение к ней как к женщине.
Но у него не было времени на все эти размышления. Он не мог даже предоставить ей, его сыну - каким он стал красивым!
– и ее дочери возможность закончить свои молитвы. Ему страшно не хотелось прерывать эту возвышенно благочестивую сцену, но у него не было другого выхода.