Изгнанник из Спарты
Шрифт:
– …за Эдипов грех, - поспешил вставить Орхомен.
– Ну, если ваш Эдип тоже спал со своей матерью, то, значит, эфоры осудили малыша за это, - сказал илот.
– Голубчика застукали на месте преступления. Он пытался залезть как можно дальше туда, откуда когда-то вылез на свет. А старая сука ему помогала, не сомневайтесь! Мерзавцы до смерти замучили бедную Арисбу - нежней и милей которой на всем свете не сыщешь!
– но она все равно твердила, что его мамаша и он…
Илот не успел договорить, потому что Аристон уже стоял перед ним. Движения юноши были невероятно грациозны:
красота и ловкость всегда грациозны, даже когда направлены на разрушение.
чина завизжал, словно женщина. Потом скрючился, а Аристон стукнул его по загривку сомкнутыми руками. Илот грохнулся оземь. Юноша высоко подскочил и прыгнул обеими ногами на упавшего раба. И тут же на него, взревев, накинулись все лакедемоняне: спартанцы, периэки и илоты.
– Стража!
– завопил Клеон.
– Во имя Зевса, сейчас же позовите стражу!
– Ну, маленький Эдип, - сказал кожевник.
– Как ты считаешь, что мне с тобой сделать?
Аристон не ответил. Он стоял, глядя сквозь Клеона, словно правителя Афин перед ним не было.
– Парень сумасшедший, Клеон, - сказал Никий.
– Ты разве не видишь? Его бесполезно спрашивать. Я считаю, что нужно его казнить. Раз судьи так постановили, значит, он…
– Несмотря ни на что, он невиновен!
– выкрикнул Орхомен.
– Ты сам был судьей, великий Никий. Ты что, никогда не ошибался?
– Я ошибался сотни раз, спартанец, - спокойно ответил Никий.
– Какой человек не ошибается? И все же в данном случае я не понимаю, как можно ошибиться. Такое… такое вопиющее преступление наверняка расследовалось очень тщательно… Так, по крайней мере, поступили бы мы. И для вынесения смертного приговора нужны были…
– Убедительные доказательства, - сказал Орхомен.
– Они имелись. И все ложные! Но мы не могли заставить главную свидетельницу изменить показания, благородные господа. Весь ужас в том, что она не лгала. Она ошибалась, но сама верила своим словам. Вдобавок она была беотийкой. Вы когда-нибудь имели дело с беотийцами, благородные господа?
– С беотийцами?
– проревел Клеон.
– Упаси меня великий Зевс! Во всей Элладе не сыскать более тупоголовых скотов. Всякий раз, когда я езжу в Беотию, я стараюсь не перепутать их с коровами.
– А как ты их различаешь, Клеон?
– усмехнулся Никий.
– По рогам?
– О нет, глянусь Аидом! Рога есть у всех беотийцев, Никий. Их любящие жены наставляют им рога с каждым
встречным и поперечным. Если ты когда-нибудь отправишься в Беотию, запомни: умный вид там только у коров. Значит, эта шлюха…
– Совершенно честно обвиняла Аристона… насколько
у нее хватало мозгов. Хотя должен заметить, там не обошлось и без женской ревности… Но вы, наверно, желаете услышать все по порядку, благородные господа?
– Конечно, спартанец!
– сказал Клеон.
– Его слова вполне разумны, не правда ли, Клеон?
–
молвил Никий.
– Согласен, - откликнулся кожевник.
– Если б ты был
не праздным аристократом, а трудился в поте лица, как я, Никий, ты бы научился разбираться в людях. Спартанец не лжет. Да и потом в юноше нет никакой извращенности…
сразу видно, что…
– О чем ты теперь думаешь?
– резко спросил Никий.
– То, что вы, образованные люди, называете непостижимым, тоже имеет свою стоимость. Например, невинность. Непорочность. Красота… Да, теперь я знаю, что делать с мальчишкой… вернее, с обоими спартанцами, - сказал
Клеон.
В том, что он сделал, проявилась вся его меркантильная сущность: Клеон привел Аристона и Орхомена
Аристон стоял среди рабов, выставленных на продажу, и смотрел по сторонам. Он с удивлением обнаружил, что опять способен чувствовать. Правда, сейчас им владело лишь детское, ничем не прикрытое любопытство. Воистину в мире не было города, подобного Афинам. Проведя юность в скучной, бедной обстановке, ибо аскетизм считался в Спарте достоинством, Аристон оказался совершенно неподготовленным к ошеломляющей красоте аттической столицы. Он был так потрясен, что едва прислушивался к словам Орхомена, который шутливо болтал с потрепанным, жутко уродливым афинянином, напоминающим пьяного сатира; в кошельке у него явно не было ни обола.
– А если б тебе пришлось выбирать хозяина, кого бы ты выбрал?
– спросил уродливый афинянин.
– Себя!
– сострил Орхомен.
– Хорошо. А если бы это не получилось?
– продолжал допытываться лысый, могучий человек с лукаво поблескивавшими темными глазками.
– Тогда бы поэта Эврипида.
– Прекрасный выбор! А можно полюбопытствовать почему?
Аристон больше не слушал Орхомена и безобразного афинянина. Его внимание привлек рассказ старого, высохшего раба, который стоял с ним рядом и шепотом повторял названия всех зданий, запечатлевшихся в его памяти. Он перевел взгляд с Агоры на Керамекус, квартал горшечников, затем на черные, задымленные кузницы, расположенные у подножия горы; потом посмотрел на большой дорический храм Гефеста, бога-кузнеца, чье изображение увенчивало храм. Слева располагалась длинная крытая колоннада, украшенная фресками. Ее называли колоннадой Зевса, и жители Афин собирались там посплетничать, укрываясь от солнца и дождя. Рядом высился храм Аполлона Покровителя, чуть южнее виднелся храм Геры, а рядом, под бдительным оком богини, находился городской архив. Сзади Аристон разглядел Булевтерион, где заседал Совет Пятисот. Затем старик указал ему на круглое здание, называвшееся “фолос”, в нем собирались притамеи или комитеты Совета. Каждый состоял из пятидесяти членов одной трибы, а чтобы ни одна триба не захватила власть, она правила Советом всего тридцать семь дней. Дабы граждане не могли подкупить членов притамеи и протаскивать через них нужные законы, очередность устанавливалась жребием, так что ни один из членов комитета не знал, когда он придет к власти.
“Афиняне, - с мрачным смешком сказал себе Аристон, - прекрасно знали человеческую природу!”
За деревянным, временно возведенным помостом, на котором выставили на продажу его, Орхомена и других рабов, находились две большие колоннады. На западной стороне одной из них располагался фонтан Эннеакроноса, а другой своей стороной выходил на Одено, музыкальный театр. Старый раб, с охотой рассказывавший все это Аристо-
ну, показал ему на севере Агоры алтарь двенадцати богов, от которого в Аттике велся отсчет всем расстояниям.
– Чуть подальше, - сказал он Аристону, - расположена Стоа Пойкиле, “Разрисованная колоннада” с фресками Полигнота, где изображена битва при Марафоне и запечатлены лица знаменитых людей, принимавших участие в сражении: полемарха Каллимаха, Мильтиада и поэта Эсхила, причем они как живые, а вся картина выглядит так удивительно объемно, что…
Но тут в разговор встрял уродливый афинянин.
– А ты, курсе калон, прекрасный юноша, - обратился он к Аристону, - чего ты ждешь от жизни?
Аристон внимательно вгляделся в маску сатира. Зевс свидетель, мужчина был безобразен! Аристон с отвращением и презрением отвел от него свои сверкающие голубые