Изгнанник
Шрифт:
— Что приказать изволите?
— А вот что, Сидор, слушай ты, возьми вот эти два письма и сбегай… Это вон снеси к Анне Алексеевне, а это, где написано, смотри не перепутай! К Порфирию Яковлевичу… знаешь, у Андроньевского…
Сидор почесал в затылке.
— Сбегать-то к Анне Алексеевне, — сказал он, — это я мигомя, а вот к Порфирию Яковлевичу…
— Знаю я, что не ближний свет, — перебила его Капитолина Ивановна, — ну да сбегай, что тут, коли нужно! Да смотри ты, дорогой в кабак не завертывай…
Она строго
— Нужное письмо и непременно мне ответ от него как можно скорее…
— Помилуйте, сударыня, — обиженно отозвался Сидор, — разве я в кабак… статочное ли дело, с барским поручением, да в кабак! А вот я так раздумываю — толк-то будет ли, сударыня? Жилье Порфирия Яковлича мне известно, найти- найду, да, сами изволите знать, не отпирают, не пущают… как бы не случилось того же, что намедни (это намедни было пять лет тому назад), так уж вы, сударыня, на мне не взыскивайте, коли не потрафлю. Ведь стучал я, стучал, кулаки себе отстучал, а так и ушел ни с чем, так вот и думается, не отопрут, что же я поделаю?
Капитолина Ивановна даже рассердилась.
— Вздор, пустое! — сказала она. — Нужно, чтобы он прочел это письмо, и ответ дал. Он до полудня всегда дома, и ты поспеши. Стучи и кричи: «Письмо, мол, от Капитолины Ивановны — отворите!»
Сидор опять почесал в затылке, но уже ничего не возразил. Он взял письма, не особенно дружелюбно посмотрел на них и молча вышел.
Капитолина Ивановна отправилась в сад и занялась варкой варенья. Но и Машка, и Лукерья замечали, что. барыне как-то не по себе — рассеянна она, задумывается, сидит — смотрит на таз с вареньем, а губами нет-нет да и зашепчет что-то.
Вот уже полдень, вот уже второй час, а Сидор не возвращается. Капитолина Ивановна то и дело посылает Машку узнать в дворницкую и каждый раз получает ответ, что она пуста.
— Так и есть! Зашел в кабак, нагрузился!.. Вот плюгавый старикашка — и послать-то никуда нельзя… Да еще ну как растерял письма?
— Прикажите, сударыня, ягоды сыпать? — спрашивает Лукерья.
— Э, да чтоб тебя и с ягодами!.. Капитолина Ивановна совсем начинает сердиться.
— Машка, беги, смотри — вернулся ли Сидор?
Машка бежит и тотчас же возвращается.
— Вернулся, сударыня…
— Так что же он не идет?
— Не может…
— Как не может? Отчего не может?
— Стоит и ругается… Я ему говорю, иди, дедушка, барыня зовет! А он мне, не могу, говорит, картуз потерял дорогой, не могу идти к барыне…
— Тьфу ты пропасть, нужен мне его картуз!.. Пьян он?
— Совсем-с, еле на ногах — держится! — не без удовольствия отвечает Машка, предчувствуя интересную сцену.
— Зови его, мерзавца! Тащи его силой, чтобы сейчас был здесь!
Машка исчезает. Проходит несколько минут. Наконец неподалеку от беседки, в которой варится варенье, раздаются голоса — тоненький голосок Машки и хриплое
— Хорош! — презрительно произносит она. — Снес письма?
— Шапку потерял! — отвечает он.
— И поделом тебе, негодный пьянчуга! Что я тебе говорила, чтобы ты не смел в кабак заходить?! «Не зайду с барским поручением». Что же это ты за человек после этого! Никакого стыда в тебе!.. Отвечай, снес письма?
— Шапку потерял! — упорно говорит Сидор, усаживаясь на песок, скрестив ноги, и невинно смотрит на Капитолину Ивановну.
— Уведите его! — приказывает она Лукерье и Машке. Они его не без труда поднимают и тащут от беседки.
Он не упирается и только повторяет:
— Шапку потерял!.. Чер-р-рти!..
Лукерья и Машка, закрываясь рукой, чтобы барыня не заметила, фыркают от сдерживаемого смеха.
Еще с полчаса продолжается волнение Капитолины Ивановны. Она ходит по садовым дорожкам своей медленной, перевалистой походкой, вся красная.
«Растерял письма, негодный пьянчуга! — время от времени повторяет она. — Того и жди растерял!»
Но вот из-за кустов сирени в глубине садика показывается фигура Порфирия Яковлевича. Капитолина Ивановна радостно идет ему навстречу.
— Получил письмо? — издали кричит она ему.
— Как же, матушка, как же, затем и поспешил… Что такое приключилось?
— Ничего не приключилось, здравствуйте… А уж я так боялась, что этот негодный Сидор вам письмо не доставил. Сейчас только вернулся пьян-пьянехонек.
— Это, видно, он на обратном пути. А ко мне пришел трезвый, только крик на всю улицу поднял — я думал уж и невесть что такое у вас. Да что же, матушка, зачем я вам нынче надобен?..
— Ах, отвяжись, отец мой, потерпи малость, что за любопытство!.. Отдохни вот в беседке… там тень — прохладно… А я пойду велю обедом поторопиться… подойдет Анна Алексеевна… Ботвинья у меня нынче, белорыбица такая, пальчики оближешь…
На лице Порфирия Яковлевича изображается удовольствие, и он уходит в беседку, где действительно прохладно, где пахнет горячим вареньем и жужжат осы.
Скоро является Анна Алексеевна, но и ей хозяйка не объясняет причины письменного зова. Скоро она приглашает гостей в столовую, где уже приготовлена закуска и большая миска с зеленью и льдом, да кувшин пенистого душистого кваса для приготовления ботвиньи. Вот Машка вносит блюдо с жирной и белой, как снег, белорыбицей. Порфирий Яковлевич даже облизывается от предвкушаемого удовольствия.
Обед проходит довольно молчаливо, все трое едят с большим аппетитом, изредка затрагивая специальные и тонкие вопросы кулинарного искусства. После обеда подается душистый черный кофе и несколько маленьких граненых графинчиков с наливками.