Изгнанник
Шрифт:
Вернувшись на берег, Бейл и Йолун продолжили свою увлекательную беседу о лодках, а Торак, наконец-то получив полную свободу, отправился искать Ренн.
Он нашел ее на берегу. Ренн заботливо смазывала жиром свой лук, и, когда Торак сел с нею рядом, она на него даже не посмотрела.
Потом сказала, словно извиняясь:
— Он столько раз намокал! Боюсь, что может искривиться.
Торак быстро на нее глянул и спросил:
— Скажи, а если бы Бейл тогда… этого не сделал… ты бы убила ее?
Ренн старательно втерла в деревянную часть лука еще
— Да, убила бы. А ты, когда расколол камнем опал, чью жизнь хотел ему отдать?
— Не знаю, — признался Торак. — Я не знаю даже, почему отец оставил этот камень мне. Хотя, может быть, он догадывался, что когда-нибудь огненный опал может мне понадобиться.
— Интересно, зачем он вообще его сохранил? Он ведь мог сразу его уничтожить, как и все остальные осколки.
Торак тоже не раз думал об этом. И, вспоминая пугающую красоту огненного опала, понимал: возможно, отец просто не смог заставить себя уничтожить эту красоту.
Он повернулся к Ренн:
— А то, что твоя мать… Ты всегда это знала?
Она вспыхнула так, что у нее даже шея покраснела.
— Нет. Фин-Кединн рассказал мне об этом только после гибели отца.
— Значит, тебе было всего… лет семь или восемь?
— Да.
— Тяжело тебе, должно быть, пришлось.
Она сердито сверкнула глазами — не желала, чтобы ее жалели!
Торак, набрав в пригоршню песка, пересыпал его из ладони в ладонь. Потом все же спросил:
— Как же все-таки это получилось? Почему она решила стать…
Ренн ответила не сразу. Покусала губу. Помолчала. А потом вдруг принялась выкладывать ему все, словно выплевывая эту историю, словно избавляясь от яда, чуть не отравившего ее душу.
— Когда она ушла от моего отца и присоединилась к Пожирателям Душ, она даже имя свое переменила. Люди думали, что она умерла. И только отец верил, что она жива, хотя Фин-Кединн твердил ему, что о ней надо забыть. Но он не мог забыть ее. А потом она снова тайно вернулась к нему. Племя так ничего и не узнало. Ей нужен был еще один ребенок, новорожденный. А мой брат оказался уже слишком большим для… ее целей. В общем, она родила еще одного ребенка и тут же опять ушла от отца. Этим она окончательно разбила ему сердце. А ей до этого и дела не было! Я-то ведь уже появилась на свет. Но Саеунн не позволила ей меня… похитить. Она нашла ее и как-то умудрилась меня у нее отнять. Уж не знаю, как ей это удалось. Я была еще совсем маленькой. Мне даже имя еще дать не успели.
— А почему Саеунн отняла тебя у нее? — спросил Торак. — Уж точно не из жалости.
Ренн безрадостно улыбнулась:
— Ты прав. Не из жалости. Она просто хотела остановить Повелительницу Змей и не дать ей превратить меня… — Ренн судорожно вздохнула. — В общем, Саеунн всем сказала, что мой отец прижил меня с одной женщиной из Сердца Леса и что эта женщина умерла. И все поверили, что эта женщина и была моей матерью. Она стукнула кулаком по земле. — Саеунн спасла меня, но иногда я ее все равно ненавижу! Получается,
Торак помолчал. Потом осторожно спросил:
— А зачем Повелительнице Змей был нужен новорожденный младенец?
Ренн явно колебалась. Затем попросила:
— Можно я расскажу тебе об этом потом?
Он кивнул, продолжая пересыпать песок из ладони в ладонь.
— А кто еще знал о ее намерениях?
— Только Фин-Кединн и Саеунн. Фин-Кединн сказал, что это будет моей личной тайной и я могу раскрыть ее, только когда сама этого захочу. — Она отложила лук в сторонку и повернулась к Тораку. — Я действительнособиралась рассказать тебе все-все! Клянусь! И мне очень жаль, что я вовремя этого не сделала!
— Я знаю, — сказал Торак. — Мне тоже очень жаль, что я столько всего наговорил тебе! Я не хотел тебя обижать. Ты ведь тоже это понимаешь, правда?
На лице у Ренн отразилось разом множество самых разнообразных чувств. А потом она уронила голову на руки и спрятала лицо в ладонях. Она не плакала и сидела очень тихо, но по ее согбенным плечам Торак видел, как сильно она напряжена, какая боль терзает ее душу.
Он неловко обнял ее за плечи, желая подбодрить и утешить. Она вздрогнула, слегка отстранилась, потом с облегчением вздохнула и снова прислонилась к нему. Она была такая маленькая, такая теплая и такая сильная!
— Я не плачу, — пробормотала она.
— Я знаю.
Через некоторое время она выпрямилась, вытерла нос тыльной стороной ладони и вывернулась из-под его руки.
— Тебе еще повезло! — шмыгая носом, сказала она. — Ты своей матери совсем не знал.
— Да. Но я помню свою мать-волчицу.
Она снова шмыгнула носом:
— И какая она была?
— У нее была мягкая шерсть, а язык — как горячий песок. А из пасти у нее порой пахло гнилым мясом.
Ренн рассмеялась.
Они еще долго сидели рядышком и смотрели на воду. Торак слышал, как плюхнулась в озеро водяная крыса, как вдалеке с силой ударил хвостом бобер. Выдра, стрелой разрезав водную гладь, вынырнула, внимательно посмотрела на них, потом снова нырнула, оставив на поверхности пузырьки воздуха. Глядя на веселую выдру, Торак чувствовал, как и у него поднимается настроение. Если бы только Волк сейчас был здесь, с ним, тогда он, казалось, готов был примириться с чем угодно…
И словно в ответ на его мысли из леса донесся печальный вой.
Торак повернулся в ту сторону и два раза коротко пролаял: «Я здесь!»
— Бедный Волк! — сказала Ренн.
— Да. Он тоскует по своей стае.
— Я думаю, он и по тебе тоже тоскует.
— Тогда пошли. — Торак потянул ее за руку, помогая встать. — Надо попробовать его развеселить.
Но Волка они, разумеется, не нашли, зато он сам нашел их через некоторое время прямо под соснами неподалеку от стоянки.
Он как-то вяло вильнул хвостом и потрусил навстречу Тораку. Уши у него были прижаты, из глаз исчезла привычная живость, они даже не блестели, как обычно.