Изгои (Часть 4)
Шрифт:
Арбалет уже не сожалел о прошлом, он смотрел в будущее, извлекая из прошлого бесценные жизненные уроки. На его счастье, тюремная библиотека изобиловала произведениями русских классиков.
Вскоре Арбалет начал замечать, что, когда ему через книги открывались какие-то прежде неведомые истины, ему казалось, что это Господь его не оставляет и как бы через эти книги разговаривает с ним и внушает ему вечные непреходящие истины. Ведёт его невидимой рукой в иной, лучший мир. Кто-то живёт в спортивном мире, кто-то в научном, кто-то горит на производстве, а он жил в своём, духовом мире. Видимо, в дальнейшем ему придётся развиваться и
По вечерам, когда все зеки, кто как мог, укладывались спать, они, глядя сквозь дымовую завесу на тусклый свет одинокой лампочки, вели долгие философские беседы. Думали и рассуждали, спорили и дискутировали. Эти выброшенные на обочину жизни, убогие и никому ненужные люди говорили о Боге, о высшем Разуме, о судьбах страны и народа, о своём месте в этом мире… А потом, убаюканные этими беседами, мирно засыпали, чтобы утром проснуться, встать и дальше нести свой крест по сумраку повседневности, не видя ни света белого, ни спасительного маяка вдали.
Два месяца пролетели незаметно, как один день. Осень вступила в свои права. Жара спадала. Арбалет всё больше приходил в себя, восстанавливая физическую форму. Сначала он заставлял себя, а потом это вошло в привычку, выходить на часовую прогулку, заниматься спортом и потом в камере обливаться холодной водой. Он уже строил планы на весь предполагаемый срок заключения. Конечно, спорт и книги, и чем больше, тем лучше. Тюрьма в этом смысле – идеальное место для духовной жизни. Материальный мир с его мелкими проблемами и постоянной бестолковой гонкой за миражами находился где-то далеко и не беспокоил его.
Приближался день его рождения, но Арбалет и позабыл об этом. Но именно этот день рождения он запомнил навсегда.
Пока Арбалет, не обращая никакого внимания на тяготы тюремного бытия, увлечённо читал очередную книгу, Коваль, оказывается, готовился к дню его рождения. Утром, проснувшись, он как обычно, начал с крепкого чая, потом посидел некоторое время в задумчивости, уставившись, как в трансе, в какую-то неведомую точку. О чём он думал, одному богу известно.
– Арбалет, брат, с днём рождения тебя, родной. – начал Коваль.
Вся камера сразу оживилась, и все стали подходить к герою дня с подарками. Каждый бедняк старался поздравить его от своей богатой души: кто носки подарил, кто ручку, чётки, нарды и много, много ещё разных милых вещиц. На свободе такие подарки стоят недорого, а тут, подаренные от души и с чистым сердцем, они были умилительно трогательны и могли растопить самую зачерствевшую душу.
Коваль подарил «Новый завет», даже подписав его на память.
– Брат, пусть эта мудрая книга всегда будет с тобой. Пусть она научит и поможет тебе в трудную минуту.
Каждый пытался подбодрить своих сотоварищей добрым словом. Настроение сидельцев было на высоте. Праздник получился для всей камеры. Все были трезвые и радовались от души. В обстановке искренней теплоты, братства и радости они и не обращали внимания на то, что,
Накануне этого дня отец Арбалета приходил с передачей, тоже спешил, наверное, поздравить и порадовать своего непутёвого сына, от которого он никогда не отворачивался, которого ни разу не предал и всегда был его Ангелом-хранителем. Наши родители – это наши земные Боги. Вот и его отец всегда был для него кумиром, образцом для подражания. В тюрьме он никогда не был, но жил строго по каким-то своим понятиям. По-человечески!
Арбалет всегда гордился своими родителями. Их забота постоянно согревала его многострадальную душу и, как бальзам, лечила и оживляла её.
Внимательные сокамерники Арбалета вручную слепили праздничный торт на весь общак. Арбалету даже показалось, что ничего вкуснее этого кулинарного шедевра он никогда не ел. А может быть, каждый вложил в этот торт частицу своей тоскующей по дому души, своего уважения к товарищам по злосчастной доле.
Потом с большим удовольствием и замечательным аппетитом слопали этот торт, запивая его несколькими литрами крепкого тюремного чая.
Сидели на протёртых матрасах, дружески балагурили, смеялись, травили байки и анекдоты, похлопывали друг друга по плечам в знак взаимной приязни. Вся эта братская обстановка, эти бескорыстные отношения, уважение, теплота и забота о ближних своих создавали ощущение присутствия в их кругу чего-то невидимого, высшего. Как всем нам, живущим на свободе. Не хватает этого обаяния взаимной искренности и доброты!
Арбалет с улыбкой смотрел на эти светлые изнурённые лица, стараясь навечно запечатлеть их в своей памяти (Вы, наши читатели, может быть скажете: «Ну что может быть особенного в этих серых однообразных зековских физиономиях?!» Мы понимаем вас, идущих по другому жизненному пути. У каждого – свой путь). А наш многострадальный герой хотел на всю жизнь запомнить эти прекрасные одухотворённые лица, едва различимые в тумане тюремной камеры.
А под вечер со всех концов тюрьмы начали приходить по дороге, через кобуру, поздравительные малявы. Полночи ушло у Арбалета на ответы своим многочисленным знакомым, землякам и друзьям.
Отдавая дань уважения имениннику, загнали в камеру и анаши. Забили, покурили, и веселье продолжалось дальше. Не спали до утра. Их жизнерадостный гогот слышен был по всему продолу. Такая свежая, чудная, осенняя и, может быть, звёздная ночь! Вся камера веселилась от души.
Подошёл к двери заспанный корпусной, недоумевая про себя: «Чёрт знает, какие условия! Как они там вообще выживают!» Открыл кормушку, попытался успокоить неугомонную публику.
– Ну, ребята, хватить ржать! Вся тюрьма спит, а вы гогочете как гуси перелётные.
– Ладно, ладно, командир. Всё. Молчим. – и тут же взрыв хохота. – Иди спать, старшой. Мы тебя услышали. Сейчас будем спать.
Спать, конечно, никто и не собирался, просто убавили громкость, чтобы не привлекать к себе оперативного внимания. Только под утро усталость свалила всех на половые матрасы. Потихоньку братва разлаживалась и засыпала.
– Хороший получился у тебя день рождения, братан, – бормотал Коваль, засыпая рядом с Арбалетом, – будь здоров, родной! – вырубился сосед и присоединился к разноголосому хоровому храпу.