Изгоняющий бесов. Трилогия

Белянин Андрей Олегович

— Не понял…

— А я напомню, дебилоид с психованным псом!

— Обижает собаченьку…

— Кто чёрта серебряной цепью задушил? Кто их с нами на открытый конфликт толкает?

— Вообще-то это был отец Пафнутий, — нервно попытался оправдаться я.

— Это типа старый бесогон и твой наставник? То есть теперь ты всё на него сваливать будешь? А он ни разу не объяснял тебе, к чему приводят откровенные убийства чертей, а?! Это ж вам, блин, не мелких бесов гонять туда-сюда. Это, чтоб вас лбом об стенку два раза, такая-сякая, не просто

бытовая проблема, а настоящая военная конфронтация-а-а!

Гесс обернулся ко мне, настороженно подняв уши.

— Не будет вкусняшек, будет война?

Как вы понимаете, мне нечего было ему ответить. Мы всего лишь честно выполняли свою работу, и ничего больше. Если вместо мелкого беса на нашем пути возник натуральнейший чёрт, то вряд ли это наша вина. Нужно было позволить ему нас убить, что ли? Я против.

— Молчишь? Теперь ты обиженно молчишь, значит, ну норм, чё…

— Хочешь лапку? На. Хочешь две? На. Только не ругайся на Тео, он тебя любит.

Вопреки следованию устоявшемуся пушкинскому методу «чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей», мой пёс сдал меня с потрохами. Хотя я и сам это озвучивал выше.

— Любит? Кто, он?! Милый пёсик, твой хозяин меня под суд толкает! Я из-за него скоро в тюремной робе ходить буду, по фене ботать и на гитаре бацать с «Воровайками». — Марта откашлялась, встала и поставленным оперным голосом с припущенной хрипотцой пропела:

Что ж ты, морда вертухайская,

Мне клешни суешь в лифан?

Я Снегурочка батайская,

Где ж мой белый сарафан?

А-а на вышке молодой паренёк

Нажимает не спеша на курок,

Подавая в ствол калёный патрон,

Знать, кому-то ожидать похорон!

За-арыдает гдей-то бедная мать,

Будут водкою меня поминать.

Полюбила вора блудная дочь,

Её пуля спишет в синюю ночь!

— Здорово получается, — невольно признал я, а мой счастливый пёс даже поаплодировал.

— Типа вот так, да? Норм! А то, что вы мне всю жизнь искалечили, это ничего?!

— Тео! Скажи ей! Скажи, что любишь, и она отдаст мне вкусняшки, а то обещала и зажала…

О-о, лысина Сократова, да сколько можно?! Дорогой Александр Сергеевич, мир катастрофически поменялся! Девушки более не ведутся на модно одетых и таинственно молчащих красавчиков с бледным ликом, они просто считают их геями. Увы и ах!

Ну а кроме всего прочего, в нём появились доберманы. И, судя по одному моему Гессу, эта порода просто переписала историю. Теперь всё не так однополярно, хоть

стреляйся.

— Вот чего ты добиваешься, а? — устало выдохнула Марта, опускаясь на стул и промакивая лоб платочком. — Чтобы черти обиделись, озлобились, собрались единым фронтом и дали нам отпор в нарушение всех договоров и обязательств? Хочешь большой битвы, да?!

Пожалуй, единственное, что я бы точно хотел, так это запечатать её гневные губки поцелуем. Но вряд ли это сейчас было возможно. По крайней мере, я не видел ни малейшего шанса.

— Что с Грицко?

— Тео!!! — едва ли не сорвалась в истерику моя пылкая любовь. — Не надо меня перебивать, когда я не в настроении, ок? Это чревато.

— Ок, как скажешь. Так что по поводу того мальчика из-под Харькова?

Она закусила нижнюю губу и замолчала. Гесс вертел головой во все стороны, но разумно не вмешивался в разговор, ему и так хватало наших общих эмоций. Наконец Марта подняла на меня утомлённые глаза:

— Ничего с тем мальчиком. Убит. Мы два раза отправляли спецов разобраться, но они просто вернулись обратно. Там ничего нет. Почему погиб, непонятно. Кто виноват — тоже. Иногда такое бывает, бесогоны погибают просто так, как будто бы ни с чего, без повода и причины. Да, я не знаю почему! И никто не знает!

— Угу.

— Что «угу»?!

— Ничего, просто отправь нас туда же.

— Ты меня не слушаешь, что ли? Я для кого говорила, что там всё глухо?!

— Отправь, — поддержал меня верный доберман. — Мы там всех кусь!

— Ок, да можно подумать, мне вас жалко, что ли? Идите!

Видимо, мы всё-таки как-то пережали на девушку, потому что буквально в следующее мгновение нас перекинуло в полутёмные подземные пещеры (масло масляное!), кое-где горели лампы электрического освещения, а в углах змеился таинственный полумрак.

Ни табличек для туристов, ни каких-либо объявлений, ничего. Пещера, свет, тьма, сумрак, сырость… и гадайте сами — что, почем, зачем и как? Мой неунывающий пёс… Кто-о?!

— Гесс, это ты?

— Я, — бодро откликнулся мальчик лет семи-восьми, в синих джинсах, красной ветровке, белых кроссовках и кепке с гербом Польши. — Хочешь лапку? Хочешь кожаный нос? На!

— Уф, просто скажи, как я выгляжу?

— Ты… ты старый! С бородой и лысый, ты совсем дедушка! Погладь мой зад!

— Ага, ещё чего не хватало, мы здесь по делу, — вовремя сориентировался я. — Давай ищи! Ты хоть помнишь его запах?

— Я всё помню, не обижай собаченьку!

Уже хорошо, я потрепал по плечу малыша. Нюхай, бери след, указывай, куда нам идти, где у парня были проблемы, что с ним случилось. Мы честно обошли всё и не нашли ничего. Не знаю, право, засада, конечно…

— И я не знаю.

— Ты мои мысли читаешь, да?

— Нет, — честно вскинулся резвый ребёнок, — но у тебя на лице всё написано.

— Ты же читать не умеешь.

— Не умею? — от души удивился мой пёс. — Да, точно, я не умею читать. Жизнь — боль.