Изгоняющий бесов. Трилогия
Шрифт:
Выгул добермана два раза в день по ограниченной территории двора не слишком утомительное дело. Тем более что и Гесс наконец-то включил режим «я тоже имею совесть».
Теперь он не будил меня тычками под ребро, а тихо свистел, смешно вытягивая губы в ожидании прогулки. Не носился вокруг меня на морозе, пытаясь весело столкнуть в сугроб в каком-нибудь головокружительном прыжке. Он просто бегал кругами по двору, высоко задирая лапы, словно цирковой пони, важно задрав голову и бдительно держа нос по ветру, а уши — треугольными локаторами широкого радиуса
Мы с ним почти не разговаривали, болтливый пёс успешно притворялся неговорящим домашним питомцем. Причём самым воспитанным, обаятельным и преданным. Целых два дня. На большее не хватило ни его, ни отца Пафнутия.
— Вставай от, Федька, ибо дел полно, — утром разбудил меня сам старец, а не тихое посвистывание Гесса.
Хотя сам пёс честно сидел на своём коврике, деликатно постукивая по полу обрубком хвоста. Я даже потянуться толком не успел, но ладно, как говорили древние философы? «Ложись спать с улыбкой, вставай утром с радостью!» Это, разумеется, не полный, а лайтовый вариант, но не цитировать же всю учебную программу простынями текста.
Поэтому да, я встал с радостью, сунул ноги в тапки, улыбнулся всему миру, быстренько оделся и вывел друга во двор. Но не успел даже умыться свежим снегом, как Гесс, встав на задние лапы в полный рост, передними прижал меня к двери.
— Хьюстон, у нас проблемы?
— Какой Хьюстон? Я не Хьюстон! Путаешь бедную собаченьку и пугаешь! Кусь тебя?
— Кусь, — согласился я, позволяя ему аккуратно прикусить страшными зубами моё ухо. Небольно, но чувствительно. Тем более что и «лизь» в это же ухо был получен незамедлительно.
— А теперь давай к делу.
— Тебя ищут, старому хозяину звонили, он говорил, я слышал. Про тебя, про меня, они хотят тебя забрать.
— Кто «они»?
— Не знаю. Но я не хочу, чтобы меня забрали. И без тебя не хочу оставаться. Не бросай меня!
— Да с какого перепуга?!
— Не бросай! Скажи, что не бросишь, я тебя лизь. Я хороший. Давай бить бесов. И играть. Хочешь лапку? На!
Я обнял его за шею, похлопал по спине, как мог успокаивая бедного добермана.
И, честно говоря, тоже вряд ли теперь представлял свою жизнь без Гесса. Без его холодного носа, ужимок, прыжков, сумасбродства, глупости, верности, преданности, легкомыслия, храбрости, хвастовства, постоянных «лизь, кусь, погладь, почеши, на лапку…» и вообще всего того, что делает дружбу человека и собаки самой искренней и крепкой в мире. Отнять у меня этого взбалмошного пса — всё равно что вырезать половину сердца…
Мы вернулись в тёплый дом, я быстренько разогрел на завтрак вчерашнюю кашу, приготовил яичницу с луком, нарезал хлеб, а за столом отец Пафнутий, образно выражаясь, взял быка за… не за рога, в общем.
— Всё от, Федька, пляши! Договорился я, берут тя в ту Систему на испытательный срок.
— Ух ты. Э-э, здорово?
— А то! Зарплата от хорошая, почти как в Москве, служить станешь бесогоном на день-два в неделю. Так что от не более шести мелких бесов в месяц. Ну и ещё кралю от свою рыжую видеть будешь
— Рад, — осторожно согласился я, переглянувшись с псом.
— То и дело! Не люблю от поперёк чужого-то счастья стоять. Ты ж молодой, тебе от расти надо, здесь, в селе-то, много чести не заработаешь, а через Систему, будь она неладна, всё едино в служебный рост пойдёшь.
— Спасибо, отче.
— Меня-то навещай от когда-никогда. — Могучий старец вдруг пустил скупую слезу. — Одиноко нам с Геськой будет без тебя, паря.
— Н-н-нет… тогда нет. Без собаки не пойду.
— Это как? Зачем он те? Все от бесогонят без собак, а энтому моего пса подавай?! — Белобородый батюшка быстро вытер слёзы, и щёки его порозовели от лёгкого раздражения. — Один от пойдёшь! Я за тебя поручился уже.
— Один не пойду, — добавил я, поймав отчаянный взгляд добермана, сдвинувшего жёлтые брови домиком и не сводившего с меня умоляющих глаз.
— Шутить от, что ль, вздумал?! Ты, паря, не шути, моя собака, и место ей дома. На кой от хрен тебе энтот дурачина на службе сдался? Он ить ни одной команды не знает.
— Во-первых, вы его просто не учили. А во-вторых, всё он прекрасно знает. — Я встал из-за стола и подмигнул доберману: — Гесс, голос!
Пёс честно гавкнул.
— Гесс, лежать!
Он мигом растянулся на полу.
— Гесс, сидеть!
Пёс так же послушно сел, замерев, как статуя.
— Гесс, анкор!
Доберман уставился на меня с недоумевающей мордой.
— Тьфу, Декарт мне в печень, это же по-французски. Просто перепрыгни через табуретку и обратно!
— Уф, — облегчённо выдохнул сквозь зубы мой четвероногий друг, на раз совершив по элегантному прыжку через озвученный предмет в указанных направлениях.
— Ну-у… — уважительно протянул старец, потирая ладони. — Такую-то животину разумную тем более не отдам. А ты от иди, Федька, иди, вещи собирай, не доводи от до греха.
Я молча скрестил руки на груди.
— Бунт? Старших от не уважать?! Забыл-то, поди, за что сюда сослали? Пошёл вон с глаз моих, Иуда-а! Я ж тебя породил, я тебя и…
Отец Пафнутий только и успел замахнуться, как ощерившийся доберман закрыл меня грудью. В глазах Гесса и святого отца светилось абсолютно одинаковое русское упрямство, граничащее с откровенным, безбашенным безумием. Один яростно сжимал тяжёлые кулаки, с клыков другого капала горячая слюна.
Я притих, как воробышек в грозу.
— Забирай от собаку, — неожиданно тихо выдохнул мой наставник. — Но тока я тебя предупредил, с ним на службу-то не возьмут.
Я положил ладонь на вздыбленный загривок добермана. Тот обернулся и быстро лизнул меня в запястье.
— Мы вдвоём.
— Как знаешь, паря. Советов не даю, своей головой от живите-то теперича.
— Простите нас.
— Бог простит, — буркнул отец Пафнутий, пошарил за пазухой вязаной душегрейки, достал засаленную игральную карту и протянул мне.
На карте на манер джокера был изображён гнусно ухмыляющийся оранжевый бес.