Изгой Гора
Шрифт:
— Я сообщу, что ты готовишь побег, — прошипел Ост.
В слабом свете ламп, горящих в углах камеры, я увидел, как могучий коренастый человек, прикованный рядом с Остом, накинул на его шею тяжелую цепь. Цепь натянулась и Ост тщетно пытался сбросить ее. Глаза его выкатились из орбит.
— Ты больше ни о ком ничего не скажешь, — сказал человек, и я сразу узнал могучего Корна из касты Кузнецов, которого я отказался убить на арене. Ост дергался в конвульсиях.
— Не убивай его, — сказал я Корну.
— Как хочешь, воин, — ответил Корн и сдернул цепь
— У тебя, кажется, есть друг, — сказал Андреас.
Зазвенев цепями, Корн растянулся на полу и вскоре храп возвестил, что он уснул.
— Где Линна? — спросил я у Андреаса.
Его голос сразу стал печальным.
— Где-то на Фермах, я потерял ее.
— Мы все потеряли многое, — сказал я.
В камере мало кто разговаривал. Говорить было не о чем, да и усталость после изнурительной работы не располагала к беседе. Я сидел, прислонившись спиной к сырой стене, и слушал дыхание спящих.
Я был далеко от Сардарских гор, от Царствующих Жрецов, потерял свой город, любимую Талену, отца и друзей. Ни один камень не лежит рядом с другим. Эта загадка жестоких Царствующих Жрецов останется тайной, а я умру, рано или поздно, под кнутом надсмотрщика или от голода, а может задохнусь в воде. Эта преисподняя — шахты Тарны — будет моей могилой.
Здесь, наверное, сотни таких шахт и везде работают скованные рабы. Эти шахты паутиной пронизывают толщу богатой рудой земли. А руда эта — основа благополучия Тарны. Во многих тоннелях человек не может выпрямиться в полный рост. Рабы работают на четвереньках, руки и ноги постоянно покрыты ранами и кровоточат. На шее у каждого висит мешок, куда он собирает руду. Затем руда вывозится наверх с помощью тележки. Во всех тоннелях шахт царит вечный мрак, только кое-где коптят маленькие лампы.
Рабочий день в шахтах длится 16 горийских часов — это примерно восемь земных. Рабы никогда не выходя на поверхность, и тот, кто спустился в эти холодные подземелья, больше никогда не увидит солнца. В жалком существовании рабов есть одно светлое пятно — раз в год, в день рождения татрикс, им дают медовый пирожок и чашку плохого кал-да.
Мой сосед, который казался живым скелетом, хвастался, что уже три раза пил в шахтах кал-да. Но таких счастливцев было совсем немного. Продолжительность жизни рабов в шахтах, если они прежде не погибали от кнута надсмотрщика, составляла от шести месяцев до одного года.
Вскоре я понял, что мой взгляд прикован к зловещему круглому отверстию.
Утром, хотя я понял, что наступило утро только по ругательствам надсмотрщиков, щелканию кнутов, звону цепей и крикам рабов, я со своими товарищами вышел из длинной камеры в прямоугольную, которая была соседней с нашей.
Здесь уже была приготовлена пища.
Рабы бросились к ней, но тут же были отогнаны кнутами. Еще не было приказа приступать к еде.
Старший раб, который командовал теми, кто был с ними на одной цепи, наслаждался своей властью. Хотя он, как и все остальные, давно уже не видел солнца,
В глазах старшего было нескрываемое удовольствие. Он наслаждался страданиями своих товарищей, тем страхом, который вызывал в них поднятый кнут.
Кнут щелкнул.
— Ешьте! — крикнул старший раб.
Рабы бросились вперед.
— Стойте! — услышал я свой голос.
Некоторый рабы рванулись вперед и упали, когда их остановила цепь, так как многие остановились и повернули ко мне испуганные пустые лица.
— Ешьте! — снова щелкнул кнутом старший.
— Нет, — сказал я.
Толпа рабов стояла в нерешительности.
Ост пытался броситься к еде, но он был прикован к Корну, который стоял, как скала, и не двигался с места. Старший приблизился ко мне. Семь раз кнут опустился на меня. Но я не шелохнулся.
Затем я сказал:
— Не вздумай ударить меня еще раз.
Он отошел, опустив руку с кнутом, так как понял, что его жизнь в опасности. Ведь его не ждет ничего хорошего, когда моя цепь захлестнет его горло, даже если после этого шахта будет затоплена.
Я повернулся к рабам:
— Вы не звери, — сказал я, — вы — люди.
Затем я подвел их к пище.
— Ост, — сказал я, — распредели пищу.
Ост жадно протянул руки и сразу же набил рот хлебом.
И тут же получил сильнейший удар Корна, от которого вся еда выскочила у него изо рта.
— Распредели еду, — сказал Корн.
— Мы выбираем тебя, — сказал Андреас, — потому что всем известна твоя честность.
Все рабочие расхохотались.
Злой и перепуганный Ост под суровым взглядом старшего раба распределил всю еду на равные порции.
Свой кусок хлеба я разделил на две части, одну из которых оставил себе, а другую отдал Осту.
— Ешь, — сказал я.
Глаза у Оста бегали, как у урта. Он схватил хлеб и тут же проглотил его.
— За это всех нас утопят, — сказал он.
Андреас усмехнулся.
— Лично для меня большая честь умереть в компании с Остом.
И снова все расхохотались, причем мне показалось, что улыбнулся даже сам Ост.
Старший раб наблюдал, как мы шли по тоннелям к месту работы. Его кнут бездействовал. Он смотрел на нас, а один раб из касты крестьян затянул песню, к которой присоединились и остальные.
В этот день норма была выполнена легко, как и на следующий тоже.
ГЛАВА 18. МЫ НА ОДНОЙ ЦЕПИ
Иногда до нас доходили кое-какие вести с поверхности. Все новости приносили рабы, которые доставляли нам пищу. Эти рабы приходили к центральному стволу. Все шахты Тарны сообщались с центральным стволом, который выходил на поверхность. Через него в шахты поступала пища и все материалы. Правда, питьевая вода не доставлялась с поверхности. Здесь внизу ее было более чем достаточно. Все рабы спускались в шахты по центральному стволу, но поднимались по нему только мертвые.