Изгой
Шрифт:
— Ты пойдёшь? — спросил Дмитрий, открывая дверь.
— Нет, у меня всё с собой, — покачал головой я, похлопав ладонью по саквояжу.
— Тогда жди, я быстро. Одна нога там, другая тут.
Он убежал, а я вылез из такси, чтобы размяться и подышать. Дело шло к вечеру, воздух стал гораздо прохладнее.
В гостиницу возвращаться, действительно, смысла не было. Можно, конечно, забрать остаток депозита — путь предстоял неблизкий и деньги не помешали бы. Но сто рублей меня не спасут (там вряд ли больше осталось), а лишний раз общаться с лощёным
Чтобы не стоять без дела, я в который раз достал «Смоленский Вестник», нашёл расписание поездов и только принялся его изучать, как сработало «Чувство опасности». Правда, пока без конкретики — угроза потенциальная. Но она нарастала.
— Да ёкарный бабай, это сегодня закончится? — проворчал я, спрятал газету в карман и, не увидев никого поблизости, снова активировал суб-способности. «Панораму», «Обнаружение жизни» и «Эмоциональный окрас».
Источник неприятностей я выявил сразу. Тёплая компашка из пяти человек, подкрашенная аурой злобной агрессии, двигалась по соседнему переулку. Кто такие, понять было сложно — их пока скрывали дома, но направлялись они явно сюда.
«Светлейший не сдержал обещания?» — мелькнула первая мысль.
Но вскоре выяснилось, что Меньшиков здесь ни при чём. Уровень не его.
Компашка вырулила на улицу, свернула к гостинице, и я узнал одного из пяти. Модник. Он уже раздобыл себе новую шапку. На этот раз не лётчикский шлем, а шофёрскую кепку из кожи, но опять же с массивными гоглами. Его приятели — тоже здоровые, в жилетах, широких штанах и башмаках на шнуровке — несли в руках биты. Плоские. Для лапты.
Как они меня вычислили? Вряд ли специально. Скорее всего прочёсывали город по квадратам, в том числе и гостиницы, вот и наткнулись. Банальнейшее стечение обстоятельств. Просто не повезло. Но, как бы то ни было, ситуацию уже не исправить.
Бежать нельзя — Менделеев может нарваться. Прятаться поздно. Придётся разбираться с ними на месте.
А вот меня уже и заметили.
— Вон он, — завопил Модник, приседая от возбуждения и хлопая себя ладонью по бедру. — Вон тот урод, кто у нас лавэ слямзил. Держи его, ребзя.
— Ты ещё забыл сказать пацанам, что я отметелил вас с лысым, как дворовых собак. И шапку у тебя, придурка, забрал, — крикнул я.
Злил специально. Выводил из равновесия, заодно тянул время и прикидывал план действий.
— Я тя ща на ремни распущу! — вскипел тот, вытягивая из-за голенища нож.
Новый. Старый, что я затрофеил вчера, лежал у меня в сумочке. Вот с него и начну.
Убивать не собирался, чтобы не вешать на себя ещё и полицию, но вывести из строя — почему бы и нет? Я вытащил свой клинок, подкинул и, подхватив в воздухе «Метателем», швырнул его в Модника. Попал куда и хотел — в бедро. В правое.
Бандит заблажил, осел на колено, роняя финку на тротуар. Та не упала. Я подхватил и её, усилием мысли загнав лезвие в задницу одному из громил. По самую
Такой демонстрации силы должно было хватить, но это для умных. У оставшейся на ногах троицы мозгов явно не хватало. Они заорали в три глотки и понеслись на меня, занося для удара плоские биты.
В ответ я лишь ухмыльнулся.
Ну, бегут и бегут. Я сознательно подпускал их поближе, чтобы не распыляться и сразу всех достать Даром Псионика… В драку неожиданно вмешался Мишенька. Бедняга так перепугался, что преодолел барьер, или что его там сдерживало и получил контроль над телом. Слава богу, частичный пока.
В районе пупка разлилось тепло, правая рука вытянулась раскрытой ладонью вперёд, мизинец и безымянный подогнулись особым образом… И с пальцев сорвалась смолянистая плюха. Прямо в рожу первому из атакующих. Она, похоже, была ещё и горячая, потому что тот заорал как ошпаренный, выронил биту и принялся судорожно сдирать липкую массу с лица.
— Неплохо, малой, — поразился я результату. — А ну, дай я попробую.
Мишенькины движения я запомнил, внутренние ощущения тоже, и, перехватив инициативу, попытался их воспроизвести.
Живот чуть втянул — разлилось тепло у пупка. Бросил руку вперёд — ладонь охватила щекотка. Осталось подогнуть пальцы. Вот так… Тягучая плюха слетела с ладони и облепила башку второму громиле. Заорали мы оба. Он — от боли, я — от восторга.
— Получилось!
Я так обрадовался, что чуть не выхватил битой от третьего. Или пятого, смотря, как считать.
За спиной скрипнула дверь. Тут же коротко пыхнуло. Бита с деревянным стуком грохнулась на брусчатку вместе с отстреленными пальцами мордоворота. Тот взвыл, зажимая окровавленные обрубки уцелевшей рукой, и потерял всё желание драться.
— Развлекаешься? Почему без меня?
Менделеев стоял на пороге гостиницы с саквояжем в одной руке, Дерринджером в другой и по-ковбойски дул на парящий ствол пистолета.
— Не жалуйся, ты тоже успел поучаствовать, — усмехнулся я и, заметив, что таксист собирается по-тихому смазать лыжи, рявкнул: — Замёрз!
Водила застыл в позе, в которое его накрыло «Внушение». А дальше по улице прокатился полицейский свисток. Я бегло оглядел поле боя. Трупов не было. Максимум, что нам могли предъявить — превышение пределов самообороны и телесные. Телесные — тяжкие. Но выяснять нюансы Уголовного кодекса этого мира не хотелось совсем. Да и пистолетик у нас, скорее всего, незаконный.
— Димыч, валим отсюда, — приказал я, а когда мы оказались в машине, разморозил водителя. — А вот теперь гони, родной. Нам на вокзал.
Дважды повторять не пришлось. Таксист выжал тапку, вывернул руль и просвистев шинами по брусчатке, умчался вниз по улице. Как раз вовремя. С противоположного направления приближался полицейский в экзо-броне.
— Кто это был? — спросил Менделеев на втором перекрёстке.
— Да так, гопники местные. Закусился вчера в «Раскольников Траст».