Изгой
Шрифт:
– Но вернемся к нашей теме, – решительно начал искусник. – Меня интересуют именно мохнатки. Сколько их у тебя и сколько ты за них хочешь?
– Удивительно, зачем искуснику столько мохнаток, – неподдельно изумился Морис. – Одной вполне достаточно для терапии. Даже если ты обвяжешься ими со всех сторон, эффект больше не проявится. Впрочем, смотри сам. У меня их пятьдесят семь. И я сделаю тебе скидку – отдам по восемь серебрушек. Надеюсь, ты по-дружески тоже не станешь ломить цену за своего голема!
Оболиус, который все это время прилежно набивал брюхо кулинарными изысками и до поры не проявлял никакого интереса к беседе, сейчас же нырнул под стол, якобы за упавшим кусочком, откуда изобразил для Толлеуса целую пантомиму. Старик не был уверен, что правильно понял все жесты своего помощника. Языка торговцев, на котором представители разных стран легко договариваются о
– И все же, зачем тебе столько мохнаток? – снова спросил Морис, когда сделка состоялась. – Теперь ведь ты уже можешь мне сказать?
– Могу, – подтвердил старик. – Если ты заплатишь за обед!
Чародей хохотнул и предложил пополам, Толлеус не стал упираться: он был доволен, что сэкономил немного денег. Что же касается химерщика – быстрое восстановление запаса маны у несостоявшихся поросят оказалось для него новостью. Правда, мана для чародеев не настолько ценна, чтобы налаживать ее добычу в крупных масштабах, и умеют ли они вообще ее собирать так же, как жизненную силу? Но как воспользоваться полученной информацией – это уже его головная боль, а у искусника своя – целое стадо крупных животных, и ни малейшего понятия, как с ними управляться.
Глава 2
Толлеус. Пастух
Старик ерзал на облучке, крепко сжимая вожжи, при этом стараясь не понукать лошадь. Хотя, честно признаться, было желание щелкнуть ими по крупу, чтобы кобыла сменила неспешный шаг на бодрый галоп. Позади остался Широтон с чародеями и искусниками. От собратьев хотелось оказаться как можно дальше и как можно быстрее. Да, Никос сказал, что решил этот вопрос и бывшего настройщика беспокоить не будут, но верилось слабо. Парень хоть и могуч не в меру, но он всего лишь один человек против самого сильного государства современности, при этом сбежавший узник.
Впереди ждала пугающая неизвестность, что также не добавляло хорошего настроения. Когда Толлеус очнулся в темнице, он даже испытал облегчение – свалился груз с плеч, который давил многие годы. А вот теперь снова нужно бояться, к тому же сейчас он в розыске.
Как ни велико было желание старого искусника ехать быстрее, приходилось подстраиваться под неспешную походку химер. Толлеус уже не единожды проклял этих своенравных животных, которые так и норовили разбрестись по всей округе, вместо того чтобы организованно идти следом за хозяином. Увы, без них никак нельзя обойтись – они являются живыми источниками маны, нужной искуснику как воздух. Так что предстоит мириться со всеми их выходками, ленью и прожорливостью. Оболиус ехал на второй лошади позади стада, без устали размахивая длинным кнутом, подгоняя таким образом отстающих и задавая направление. Получалось у него неважно. Хоть он какое-то время и работал в конюшне, но пасти, а тем более перегонять на большие расстояния скот – это совсем другое дело.
Новоиспеченные пастухи пробовали связать химер друг за другом веревкой, чтобы все стадо длинной вереницей шло вслед за телегой. Увы, эта светлая идея не выдержала испытания практикой. Химеры активно сопротивлялись такому обращению, упираясь изо всех сил, при этом жевали веревку, накинутую на шею. От такого способа пришлось отказаться. Неплохо себя зарекомендовал мобильный загончик – упрощенная версия защитного купола. Быстро выбраться из города, не растеряв по пути живой товар, удалось лишь благодаря ему. Но постоянно его использовать сложно – купол потреблял прилично, поэтому постоянно приходилось вновь заряжать единственный манонакопитель, оставшийся у Толлеуса. К тому же искусный загон обладал рядом других неприятных качеств. Так, например, если какое-то особо упрямое мохнатое чудовище артачилось, то наступающий купол не подгонял его, а опрокидывал на землю, и животное волочилось в пыли, рискуя заработать травму. Габариты купола также не способствовали удобному путешествию.
Старик без устали думал, как решить эту задачку. Неплохо было бы погрузить всю скотину на телеги с высокими бортами, запрячь в каждую пару быков и везти спокойно. Вот только таких телег надо много, а нанимать караван повозок – никаких денег не хватит. И без того монеты стремительно утекали. Большая часть сбережений ушла на приобретение химер, а надо еще как-то обустроиться на новом месте, куда еще предстоит добраться.
На следующий день в одной из придорожных деревень Толлеус нанял в помощь местного пастуха, который имел двух обученных псов и обещал стать настоящим спасителем. Однако безоблачного путешествия не получилось. Мохнатые питомцы искусника совершенно не боялись собак, попросту игнорируя их лай. А от укусов химер неплохо защищала длинная шерсть. Промучившись до вечера, пастух плюнул и вернулся в свою деревню, бросив искусника с учеником.
Надо сказать, даже с наступлением сумерек трудности не заканчивались: предстояло заботиться о фураже и ночлеге. Никому и в голову не могло прийти перегонять целые стада по Торговому тракту. Потребности городских жителей в мясе удовлетворяли окрестные деревни. Конечно, на тракте можно было увидеть пару или даже десяток коров, понуро бредущих на рынок или в свой последний путь к трактирным столам, но и только. Исключение составляли лишь лошади: в некоторых крупных купеческих караванах их насчитывалось до сотни, поэтому большие конюшни в придорожных постоялых дворах имелись. О том, чтобы выпустить свое мохнатое имущество на окрестные поля или оставить пастись на ночь, не могло быть и речи. Старику приходилось определять химер в стойла, кормить первосортным лошадиным овсом и платить, платить, платить… Складывалась несуразная в представлении кордосца ситуация: у него было полно маны, но обменять ее на деньги не было никакой возможности. В Оробосе этот ценнейший, с точки зрения Искусства, ресурс никому не нужен, а если сказать точнее – тут нет нормального рынка маны. Даже просто складировать на будущее не получалось – ее попросту некуда было перекачивать. От безысходности Толлеус заливал ману во все предметы, какие вез с собой, но оттуда она очень быстро улетучивалась, отчего с лица искусника не сходило выражение искреннего страдания.
Искусник ставил массу экспериментов, вспоминая все, что знал о конструкции накопителей, варьируя материалы, но самоделки получались откровенно дрянные, сильно уступающие даже обычным кордосским по серебрушке за десяток.
И все же передвижение со стадом оставалось наиболее злободневной проблемой. Самое обидное, что при перевозке стада можно обойтись вообще без лошадей и возниц. Сделать несколько больших грузовых Пауков, благо знания и мана есть, и вперед, навстречу свободе. Вязать плетения через амулет непривычно и неудобно, но старик не сомневался, что справится. Самое главное – плетения здесь, с собой. Искусник без устали благодарил Провидение, которое шепнуло ему перекачать перед Турниром в амулет жилета коллекцию из посоха. Но беда заключалась в том, что собирать искусных големов было не из чего. Даже чтобы изготовить нужные части, требовалось много времени и денег. Создать же полностью искусного голема, как делал Ник, не получалось: нужны амулеты, которых нет, нужны новые расчеты, нужны плетения для каждой части, и наконец, не грех повторить еще раз, нет привычного посоха. Поэтому комфортное путешествие оставалось лишь в мечтах, а на практике приходилось трястись в обычной телеге, вдыхая лошадиные ароматы и глотая дорожную пыль из-под копыт.
По дороге в Широтон приходилось спешить, и стандартные караванные дневные переходы между постоялыми дворами не подходили. Теперь складывалась почти такая же ситуация. Только в тот раз Толлеус проезжал дальше, ночуя в телеге на обочине дороги. А теперь приходилось какое-то время ехать ночью, чтобы добраться-таки до постоялого двора. В результате времени на сон оставалось совсем мало.
Во время четвертой остановки на ночлег, когда искусник с учеником ужинали в опустевшем зале, Оболиус неожиданно заговорил. В последнее время они почти не общались, слишком уставая в пути. Парнишка выглядел каким-то серым и осунувшимся. Сидел он, скрючившись набок: хоть и догадался с самого начала путешествия постелить на спину своей кобылы толстую мягкую попону, отказавшись от седла, но все равно с непривычки перетрудил место, отвечающее за усидчивость.