Изгой
Шрифт:
Вообще картина складывалась нереальная. Когда один стражник схватил Оболиуса за руку, а другой выдернул из пальцев билет, в его душе поднялась настоящая ярость. «Бесполезные наглые мерзавцы!» – билось в сознании. Ничего, он теперь умеет постоять за себя и знает, что надо делать. Сейчас он им покажет!
Тот, который отобрал билет, тяжело свалился на землю и захрипел. Можно сжать нити сильнее и придушить его насовсем или даже отрезать голову. Не ко времени мелькнула мысль, что на такое может не хватить сил и надо потренироваться на глиняном горшке – раздавит его нить или нет.
Дальше все пошло не так – со вторым стражником
На грани паники, он попробовал обмануть стражника, что держал его, пригрозив наслать проклятие, но даже сам услышал, насколько жалко звучит его голос, дрожащий от боли и слез. Напротив, дядька рассвирепел еще сильнее и дернул мальчишку так, что в руке что-то хрустнуло, и острая боль волной затопила тело.
Внезапно какая-то сила вырвала невидимую удавку из пальцев Оболиуса – ту самую, что душила первого стражника. И в тот же миг сам Рыжик, как его любили дразнить в родном городе, освободился от захвата второго, оказавшись вне его досягаемости. Что произошло, он не понял, но истинным зрением заметил чужие искусные нити, опутывающие стражников, точно паутина. Надо сказать, точно такие же висели и на нем самом.
«Учитель?» – мелькнула мысль, приправленная завистью к такому результату, но, оглядевшись, Толлеуса мальчишка не увидел. Зато рядом стоял высокий богатый дядька, а его спутница – очень красивая, надо сказать, что-то шептала ему на ухо.
Кордосцы?.. Нет, на искусников не похожи. Жезлов не видно ни у мужчины, ни у женщины.
Богатые и знатные, те, кого принято называть господином и госпожой, пугали сильнее стражников, и уж чего-чего, а хорошего от них точно не стоило ожидать. Таким лучше на глаза не попадаться, потому что если заметят, то скривятся так, будто увидели что-то вроде ожившей коровьей лепешки. Неприятно, аж до костей пробирает. А их слуги ни за что поколотить могут, и ничего им за это не будет.
Можно, конечно, воспользовавшись моментом, рвануть удерживающие нити, тихонько юркнуть за спины появившихся зевак и бежать подальше от этого места. Вот только до слез жалко оставлять злополучный билет, который сиротливо лежал на земле почти в центре образованного зрителями круга, в опасной близости от стражников. Оболиус замер в нерешительности, жадность боролась в нем со здравым смыслом. В итоге сбежать не успел. То мгновение, что он потратил на раздумья, безвозвратно ушло. Аристократ повернулся к мальчишке, улыбнулся и заговорил. Причем по-доброму, как с равным.
Дальнейшее Оболиус почему-то запомнил смутно, поскольку происходящее не шло ни в какие рамки. Дядька, представившийся Никосом, расспрашивал: кто, откуда, как здесь оказался и где взял билет. Мальчишка отвечал напряженно, но правдиво, при этом силясь понять, что происходит. А потом аристократ дал стражникам денег, а Оболиуса пригласил в свой экипаж, пообещав вылечить руку, которая отказывалась слушаться и жутко болела.
В итоге подросток обнаружил себя уже в дорогой карете в компании Никоса и его спутницы, представившейся Кариной. Про лошадь Оболиуса тоже не забыли – она послушно
Сам не понимая, с чего бы это, но Оболиус разоткровенничался. Рассказал и о себе, и о Толлеусе, и о своих впечатлениях от Турнира. Даже поведал о том, как не спал в первые ночи, опасаясь, что старик его съест. Ничего не утаил. Никос понимающе кивал и совсем не смеялся. Вообще аристократ поразил Оболиуса до глубины души: он оказался и чародеем и искусником одновременно. Сам себя он называл мейхом, но насколько мальчишка понял, это как раз и означает подобную смесь. Как такое может быть, в голове не укладывалось. А Никос на все вопросы лишь загадочно усмехался и говорил, что Кордос и Оробос – две половинки единого целого, ущербные друг без друга. Это вовсе звучало как насмешка над всем тем, что парень знал с детства. Впрочем, возражать он не смел.
Карина тоже отнеслась к мальчишке с сочувствием, даже с кем-то связывалась через амулет, пытаясь выяснить судьбу учителя. Она оказалась чародейкой из благородных, почти всю жизнь прожила в столице, но кощунственные речи Никоса ее почему-то не возмущали. В конце концов Оболиус даже перестал задумываться над этим вопросом, чтобы не сломать от напряжения мозги.
А потом Никос что-то делал с аурой мальчишки, пообещав, что после этого работать с плетениями будет гораздо легче, и попутно давал советы и показывал, как нужно напрягать ауру в процессе – олитонец еле запомнил сложное слово – магичинья.
Еще Никос пообещал разузнать о его учителе и, если удастся, помочь. Было бы неплохо, чтобы старика отпустили, но в глубине души Оболиус надеялся, что место старого кордосца в его жизни займет этот молодой аристократ, который соединил воедино чародейство и Искусство. Сказка? Все остальное, что случилось сегодня, – тоже сказка. Так почему бы не сбыться этой фантазии тоже? Уснул Оболиус не на сеновале, а на пуховой перине, не уверенный в завтрашнем дне, но полный самых радужных надежд.
Глава 5
Толлеус. Дорога домой
Как Толлеус и предполагал, утром за ним пришли. Хорошо хоть завтраком покормили и принесли воду, чтобы помыться. А то в самом деле эдак и завшиветь недолго. Вот стыд-то был бы!
Нынче не было ни Маркуса, ни приехавшего из Кордоса дознавателя – только двое искусников из посольства. Старик знал их обоих. Насупившись, поздоровался. Они, в свою очередь, тоже вели себя мирно. Посохи, конечно, держали наготове, но позвали на выход вполне добродушно. А пока выходили во двор, один даже искренне поблагодарил Толлеуса за выступление и сказал, что весь город по этому поводу до сих пор шумит.
Еще бы! Искусники никогда прежде не участвовали в таких турнирах. Они вообще не умели делать големов – это всегда было козырем чародеев в их споре с искусниками. А тут такой эффектный дебют!
Во дворе от свежего воздуха у старика слегка закружилась голова. Отвык. Утреннее солнце тоже показалось чересчур ярким. Как назло, родного посоха, который практически всю жизнь был рядом и в случае чего мог послужить опорой, в руках не оказалось. Старик покачнулся и всенепременно упал бы, если бы внимательные провожатые не подхватили его под локти и не помогли забраться в карету.