Иже Херувимы

Сава Кено

– Замечательно.
– Виктор не глядел на друга. Два дня, которые он запланировал провести тут, были заранее испорчены этим дурацким знакомством.

– Ой, да ну тебя, уперся как баран. Дашенька - светлая голова! Ты с ней поговори, поговори, еще скажешь мне спасибо, старику.
– Александр затолкал окурок в горшок с геранью и тяжело поднялся.

Возвращаться к гостям Виктору совершенно не хотелось, но и уйти он не мог: торжество только началось, и его отсутствие было бы воспринято с обидой. Скрепя сердце, он поднялся на поветь. Конечно же, рядом с его местом уже сидела эта девица, беседуя с престарелым профессором-химиком, недавно оставшимся вдовцом. Волосы девицы с одной стороны головы были выкрашены в ярко-рыжий цвет, а с другой - в каштановый. Когда Лилечка громогласно стала знакомить его с

новыми гостями, Виктор с удивлением увидел во взгляде девушки легкое раздражение. Она действительно была довольно красива, с правильными чертами лица и выразительными зеленовато-серыми глазами, и даже лихая расцветка волос ее не портила, а скорее привносила изюминку. Виктор сел на свое место и приготовился к мучительному знакомству. Но вниманием девушки целиком завладел его сосед - пожилой вдовец-химик, с упоением рассказывающий о своей страсти - выращивании павлинов.

– Нет, Вы подумайте, пара павлинов-альбиносов стоит до ста тысяч рублей! У меня соседи, ну эти, новые русские богачи, арендуют на свои мероприятия моего белоснежного Пана, платят денежки только за то, что он прогуливается у бассейна. Вы подумайте, я квартиру дочке купил на павлинов! Внучка учится в лучшей школе! А кто платит? Плачу я! Машину сыну подарил на свадьбу, знаете, не каждый может позволить себе такой подарок. А все мои павлины!

Виктору стало неприятно слушать, сосед-химик явно был уже подшофе и безудержно хвастал. "Нашел деревенскую дурочку, мозги ей пудрит" - проскользнуло у него в мыслях и почему-то тут же стало гадко. Девушка что-то отвечала химику спокойным голосом. Снова подняли тост за хозяйку, и Лилечка закричала, смеясь:

– Миша, да отстаньте Вы от Даши со своими павлинами, дайте им с Витенькой познакомиться! Витюш, поухаживай за Дашенькой, ну что ты, правда! Дашенька, попробуй салатик с рыбкой! Изумительный салатик!

Все засмеялись, веселье пошло своим чередом, снова затянули романс, откуда-то появилась гитара.

Виктор демонстративно ухаживал за гостьей, положил ей закуски, подлил вина. Девушка улыбалась вежливо, благодарила. Потом, когда внимание хозяев целиком поглотило пение, она внезапно наклонилась к Виктору и негромко, но внятно произнесла:

– Да не нервничайте Вы так. Я скоро уйду. А теперь подайте мне хлеб, будьте так добры.

От неожиданности Виктор посмотрел на Дашу в упор. Она усмехнулась в ответ и отвела взгляд. В серо-зеленых глазах он заметил насмешку и одновременно сочувствие. Растерявшись, Виктор не сразу увидел хлебницу на столе. Подал хлеб, извинился и через некоторое время снова вышел покурить.

Теперь, чтобы его не замучили добрыми советами, он ушел за дом, сел на завалинке и спокойно курил, размышляя и любуясь вечерним небом. Похоже, девушке это мероприятие тоже совсем не по вкусу и знакомство с ним организовано против ее воли. А она молодец, сразу все точки над "i" расставила: "Не волнуйтесь, я скоро уйду". Он докурил, посмотрел на темнеющую вдали кромку леса. "Надо бы за грибами завтра сходить, колосовики уже пошли, говорят". Грибы собирать он любил, а местные края славились своими грибными перелесками. Полюбовавшись еще немного на мягкое вечернее солнце, Виктор вернулся к гостям. Вдовец-химик, пользуясь его отсутствием, снова завладел вниманием Дашеньки, с жаром что-то вещая ей, а та слушала его с отсутствующими выражением лица и даже прикусила губу, рассеянно кивая. Виктор невольно прислушался.

– Я не прошу Вас сейчас отвечать, подумайте!
– Язык вдовца слегка заплетался, - Я все оставлю Вам, на все бумаги подпишу. Жена умерла, а дети? Дети сами пусть зарабатывают на себя, хватит из меня кровушку сосать! Нахлебники! Кровопийцы, все тянут из меня, все им мало! Ничего им не оставлю! Я давно ищу себе молодую женщину, хозяйку, пусть она мне ребеночка родит, и я тебе все подпишу - дом, квартиру трехкомнатную на Бауманской, профессорская квартира, целое состояние! Ну, что ты скажешь? И мальчика твоего не обижу, я детей люблюююю.

Виктору стало так гадко, как будто он проглотил червяка. На Дашу он боялся посмотреть, так ему было перед ней стыдно. Она что-то ответила профессору негромко, и тот с жаром согласился:

– Конечно, конечно! Все правильно! Я подожду! Ты подумай!

Гости зашумели - Александр предложил всем выйти на свежий воздух,

полюбоваться Лилечкиными успехами в сфере цветоводства. Клумбы перед домом и правда были хороши. Компания разбрелась по участку, кто любовался цветами, кто поспешил к домику с рисунком писающего мальчика на двери, кто просто курил в сторонке. Виктор вышел за калитку. Вечерело. Возле соседского дома стояла привязанная рыжая лошадь и чесала об столб калитки шею, дергая головой. Со стороны деревни шел огромный, песочно-коричневый кот с прозрачными злыми глазами, неторопливо и с достоинством подошел к кустикам, росшим у калитки, пометил их, и также неторопливо удалился. Виктор решил прогуляться, так не хотелось ему возвращаться к застолью, как вдруг калитка хлопнула и из нее вышла бабка Евдокия, а следом за ней Константиныч, она вполголоса что-то говорила старику и посмеивалась, а когда увидела Виктора, смутилась и заулыбалась. Лицо у бабки Евдокии было замечательное, морщинистое, коричневое, как картошка, а глаза - лукавые, добрые и удивительно голубые, как у юной девушки.

– До свиданьица и тебе, милок!
– старушка заулыбалась хитро, и Виктор понял, что матримониальные планы Лилечки не были тайной и для соседей-стариков. Снова хлопнула калитка, и вышла Даша. Щеки ее горели. Она гневно посмотрела на него, а потом улыбнулась и взгляд ее смягчился.

– До свидания! Не поминайте лихом!
– она надела на ходу свою кепочку, застегнула по-жокейски под подбородком, и пошла к лошади. Бабка Евдокия вынесла две сумки с пустыми пластиковыми бутылками, они вместе приладили сумки к седлу, Даша подтягивала подпруги, а рыжая лошадь все это время тыкалась губами ей в карманы рубашки, фыркала и кивала головой. Бабка Евдокия посмеивалась, что-то тихонько говорила Даше и косилась в его сторону. Виктор почувствовал внезапное желание извиниться перед девушкой, слишком все было некрасиво - и сватовство, и павлиньи предложения руки и кошелька. Он подошел к ним и сказал в сторону:

– Вы, Даша, извините нас за весь этот бред. Завтра Михаил Семенович проснется и ему тоже будет мучительно стыдно.
– Они обе повернулись к нему, старушка заулыбалась.

– Ну, милок, и тебе они заморочили, да? Ты на нашу Дашу-то не обижайся, но больно уж вы там все мудреныя. Павлинов разводить, старичина-то, и жениться надумал, нашу Дашеньку за себе звал. Ну не смех ли? Мы ее в обиду не дадииим, она у нас девушка хорошая.

– А Вы что, не согласились?
– Виктор смотрел, как Даша подбирает поводья и вдевает ногу в стремя. Лошадь затопталась на месте, и, закусив удила, пошла по кругу, пока девушка легко взлетала в седло. Даша осадила ее и повернулась к Виктору, и с явным ехидством в голосе произнесла:

– Нет, знаете-ли. Павлины - это не мой профиль. У меня специализация по крупному рогатому скоту. Мелкие пернатые скоты - не мое. Извините!

Она кивнула бабке Евдокии, та вдруг заторопилась к всаднице, достала из кармана кофты конфету и зачастила:

– Ой, забыла совсем, забыла, конфетину возьми Егорушке-то! Кланяйся там своим! Завтра тя жду, про полторашку Валентине не забудь!

– Не забуду, Евдокия Пална, до свиданья!
– Девушка вжалась в седло, и лошадь вдруг вскинулась, понеслась с места галопом, вмиг доскакала до реки, плавно перешла по мосту и снова с грохотом полетела прочь.

На следующее утро Виктор проснулся довольно рано, все в доме еще спали. Он вышел на улицу покурить и удивился - как было свежо, на траве в тени дома еще блестела роса. Он дошел до колодца, подчерпнул ведерко воды и с удовольствием попил и поплескал из ведра себе на лицо и шею. Вчерашний вечер вспоминать не хотелось. Они с Александром допили оставшуюся водку, а потом, уже у костра на улице, до хрипоты спорили о влиянии телевизора на нравственность, вспомнили американские мультфильмы, почему-то Чайковского, перешли на личность Сталина и совсем завязли в противостоянии, потому что к спору присоединился любитель павлинов и Виктору претило соглашаться с ним, хотя тот и был на его стороне. В конце концов, павлиновод обиделся и ушел в дамский коллектив, поющий уже несколько вразнобой. Ночевать Виктору постелили на повети, под пологом, с улицы тянуло прохладой и травяными ароматами, так что, несмотря на изрядное количество выпитого спиртного, он проснулся с нормальной головой.