Иже Херувимы
Шрифт:
Виктор машинально взял протянутый плеер и попрощался. Даша спустилась в низинку, и скоро ее стало совсем не видно из-за кустов. Идти за ней следом не хотелось. Виктор вернулся на поле, свернул с дороги и прошел еще почти до противоположного края. Там он сел на пригорке под кривой и разлапистой, торчащей посреди
– Так, похоже, тебе дали от ворот поворот, Витя. Оставили в дураках... Да нет, ты сам остался в дураках. "Деревенская девчонка", ага.
Он снова достал пачку, открыл - в ней была последняя сигарета, да и та выскользнула из пальцев и скатилась в траву. Виктор раздраженно смял пачку. Потом прислушался. Высоко-высоко, где-то совсем под облаками, в бело-голубом небе щебетал жаворонок. В сосновых ветвях тихо шелестел ветерок. В деревне гулко лаяли собаки. И вдруг он снова увидел знакомый блеск вдали, как от зеркальца. Солнечный блик переливался и поблескивал, сияя с каждой минутой все ярче и ярче. Потом потускнел, приугас, и заблистал с новой силой. От этого маленького чуда Виктору внезапно стало легче на душе, утихла непонятная обида и растерянность. Он достал из кармана плеер, машинально переставил другой стороной кассету, надел наушники и включил. Сначала ничего не было слышно, только какие-то позвякивания и гомон, потом тихо и протяжно запели тонкие женские голоса. Они переливались и сплетались, растягивая звуки. Виктор догадался: какое-то молитвенное песнопение. Потом слова стали более различимы.
"Ииииииииижеееее Херуууууувииииимы, иииииииииже Херувииииимы тааааайно образуууууующе, тааааааайно образуууууующе, и Животворяяяааааааащей Троице ...."
Внезапно Виктор почувствовал, как горло его сдавил спазм и на глазах выступили слезы. "Бабка
– Как все просто. Ты главное молись о них, а имена их Бог знает сам... Как все искренне и просто.
Потрясение было настолько глубоким, что слеза скатилась у него по щеке, Виктор рассеянно утер ее тыльной стороной ладони.
Песнопение закончилось, Виктор выключил плеер, вскочил. Он торопился в деревню. Подходя к дороге, он встретил Дашу, едущую на велосипеде обратно, и помахал ей рукой. Она помахала в ответ, и Виктор с радостью увидел широкую улыбку на ее лице.
За два дня он написал картину. Золотистые и красновато-зеленые переливы травы, жесткая, почти черная грива ельника, река, старая шаха и мрачное болото, а сверху, едва заметное, сияло маленькое пятнышко света. Крошечный, но яркий отблеск, как от зеркальца.
Больше в Савино в гости Виктор не приезжал. Этим же летом он со знакомыми попал в Оптину Пустынь, и там совершенно случайно встретился со старцем Илием. Рассказывают, что старец шепнул ему буквально несколько слов, после чего Виктор вернулся в Москву, взял на работе отпуск за свой счет, и до осени трудился в Оптиной. На следующее лето он поступил в Свято-Тихоновский гуманитарный университет на факультет богословия, чем глубоко уязвил женскую половину знакомых из профессорских кругов. "Вот и вышел из нашего Витюши монах" - похохатывая, любил повторять Александр на очередном застолье. "А вы его все женить хотели"
Вычитывая свое молитвенное правило, Виктор всегда добавлял к молитве об усопших "А еще, Господи, помяни всех возле Савина убиенных, и без креста похороненных, имена же Ты Сам знаешь, Отче".