Измена, или Ты у меня одна
Шрифт:
В среду он поджидал Олю у клуба. И дождался! Приглашение обрушилось на него как гром среди ясного неба. От неожиданности Борька потерял дар речи и покорно, не понимая еще ничего толком, кивнул. Он был заранее готов и кивать, и говорить «да» в ответ на все ее слова, не вдумываясь в их смысл, не вслушиваясь, готовый на все. Его растерянный жест девушка поняла как знак согласия, рассмеялась, пошутила по поводу неслыханной смелости и, размахивая малюсенькой черной сумочкой на длиннющем рeмешке, убежала. Проводить ее Черецкий не смог: перерыв был короток — занятия длинны.
За время их знакомства Черецкий
Но с иллюзиями приходилось расставаться, отвыкать от них. Как бы Борька не желал, чтобы его возлюбленная не имела вообще отца или уж если имела, так, на худой конец, где-нибудь вне учебки, отцом ее оставался командир именно этой части, и поделать ничего было нельзя. Это повергало Бориса в такую бездну отчаяния, что он и представить себе не мог, как теперь будет выкручиваться из создавшегося положения.
Весь день до вечера и потом, ночью, после отбоя, Борька мучился, не находя выхода. Заснул только под утро. И оно, как в пословице, оказалось мудренее — Борька решился, отбросил сомнения и, как ножом, отсек все возможные пути к отступлению — надо было идти, собраться, настроиться на встречу с Олиными родителями, ведь в любом случае встреча с ними была неминуема.
Оля ждала его у подъезда — хорошая, красивая, единственная на свете, самая-самая лучшая.
— Ну вот и слава богу! — обрадовалась она его приходу. — У мамы уже все готово. Пошли!
— А может, поцелуемся для начала?
— Успеется еще, экий ты нетерпеливый!
Мария Васильевна копошилась на кухне и приход гостя приняла как что-то само собой разумеющееся.
— А-а, читатель! Ну, не стесняйтесь, проходите в комнату. Оля, что ж ты? Пригласила, а сама стоишь!
— Здрасьте, — сказал Черецкий, комкая в руках пилотку.
Ему показалось, что перед ним та же Ольга, но лет на двадцать пять постарше — сходство было поразительное.
Они вошли в комнату.
Глава семьи появился, когда все сидели за столом. Из прихожей послышался звучный голос, скрип сапогов, шумное дыхание. У Борьки замерло сердце.
Он встал, придерживая у ноги пилотку и не зная, что ему делать: то ли надеть ее и отдать, как полагается по уставу честь старшему по званию, то ли просто поздороваться.
— Здравия желаю, това… — начал было он.
— Привет! — заметив смущение гостя, сказал Кузьмин и занял свое место во главе стола.
Борька решил наверстать, как ему казалось, упущенное.
— Рядовой 1-й учебной роты Черецкий, — доложил он.
Помедлив, добавил: — Борис Григорьевич.
— Да-а, брат, это звучит!
— Ешьте, ешьте, Борис Григорьич, — сдерживая смех, оборвала мужа Мария Васильевна, — потом отрапортуетесь, здесь — я главный командир.
— Спасибо, только вы меня не распаляйте, Мария Васильевна, насчет еды, а то потом не остановите, все смету!
Оля сидела, почти не притрагиваясь к своему супу и с любопытством следила за ходом событий. На лице ее застыл
— Так что вы тот самый книголюб? — спросил Владимир Андреевич.
— Да не то чтобы книголюб, так, в свободное время изучаем научные труды, классиков штудируем.
— А вот, кстати, насчет свободного времени, позвольте поинтересоваться — почему вы не в роте, сбежали?
— Отец?! — Мария Васильевна покачала с укоризной головой.
— Я из любопытства, — пробурчал Кузьмин.
Черецкий начал торопливо расстегивать пуговицу на кармане, собираясь вытащить оттуда увольнительную записку.
— Пап, он сегодня в увольнении, ну что ты, в самом деле?
. — Ничего, ничего, мы люди военные — народ строгий и дотошный, — он посмотрел Борьке в глаза, — так ведь? Но и пошутить умеем!
— Так точно, товарищ полковник.
— Дома можно по имени-отчеству, Борис Григорьич, — сказал Кузьмин и рассмеялся.
Владимир Андреевич знал, что коли парень отказывается от своего первого увольнения ради девушки после двух с лишним месяцев беготни и безвылазного сидения в части, то это всерьез. Но столь решительный в делах службы полковник Кузьмин не знал, как реагировать ему на все происходящее здесь, на его глазах. Выставить гостя, запретить Ольге встречаться с Черецким? А на каких основаниях горячиться? Нет, это не решение вопроса. Идти у дочери на поводу? Характер не позволял, да и опыт всей прожитой жизни, опыт немалый, нашептывал, что такой вариант совсем никуда не годится. И потому Владимир Андреевич счел самым правильным и единственно верным решением — не торопиться с выводами, приглядеться — так ли страшен черт, как его малюет родительское воображение.
Черецкий не знал, что творилось в голове у Кузьминастаршего, он ждал — когда же наконец закончится затянувшийся, по его понятиям, обед и можно будет вырваться из-под пристальных изучающих взглядов Олиных родителей на волю, вырваться вдвоем с ней.
— Сейчас второе принесу, — хлопотала хлебосольная хозяйка, — вам, Боря, наверное, солдатский харч приелся уже, вы не стесняйтесь, у нас все домашнее, собственного приготовления…
В ответ Борька рассыпался в похвалах кулинарному искусству Марии Васильевы, чем приводил ее в состояние еще большего хлебосольства. Он жалел, что не прихватил с собой Слепнева, обладавшего невероятным даже по солдатским меркам аппетитом. А сам мысленно прикидывал, сколько времени остается в их распоряжении. Получается не так уж и мало — до вечерней поверки было больше семи часов. Перспектива просидеть все эти часы в "тесном семейном кругу" его не радовала.
— Мам, ну мы пойдем? — бросила наконец спасательный круг гостю Оля. — Что-то проветриться захотелось.
— Да что вы? Оленька, ну кто ж так делает? — заволновалась хозяйка. — Только пришли и бежать, нет, молодые люди, это у вас не выйдет! Мы так мило беседуем, правда, Боря?
Черецкий кивнул головой и выдавил из себя соответствующую случаю улыбку.
— Давайте поговорим о литературе. Что читаете, чем интересуетесь? — спросила Мария Васильевна, поглядывая на дочь — Ведь вы у нашей Оли постоянный клиент?!