Измена в Кремле. Протоколы тайных соглашений Горбачева c американцами

Тэлботт Строуб

Вереду утром, 31 июля, Буш, Бейкер, Скоукрофт и Гейтс поехали на дачу к Горбачеву в Ново-Огарево, где в течение почти пяти часов они напряженно беседовали с советским президентом, Бессмертных и Черняевым. Советские представители были все без галстуков и в свитерах.

Повестка дня близилась к завершению. По Ближнему Востоку Бейкер и Бессмертных сотрудничали согласованнее, чем когда-либо, выработав наконец соглашение о том, что обе стороны созовут арабо-израильскую мирную конференцию в октябре. Участники переговоров в Женеве внесли последние замечания в договор по СНВ.

Буш

был готов к тому, что Горбачев может поднять давно беспокоивший Советы вопрос о программе противоракетной обороны США. Но сейчас советский лидер, видимо, не хотел испытывать добрую волю США, обсуждая эту и другие проблемы традиционного раздора, такие, как Куба или размер советского оборонного бюджета.

Вместо этого Горбачев повел себя так, как вел себя Шеварднадзе во время встреч с Бейкером, и излил перед Бушем душу, рассказав, что происходит в Советском Союзе. При этом он мрачно сослался на гражданскую войну, которая уже многие недели бушевала в Югославии. Поскольку Бушу очень хотелось посетить Киев, Горбачев попросил его учесть возможность того, что выход Украины из Союза может привести к гражданской войне-югославского типа, только эта война может охватить одиннадцать временных зон и территорию, усеянную ядерным оружием.

Тут неожиданно пришла весть, напомнившая о том, насколько реальны в Советском Союзе силы насилия. Николас Бэрнс, сотрудник Совета национальной безопасности, прикомандированный к передвижному штабу Белого дома, разместившемуся в новой, белой с хромом, гостинице «Пента», принадлежащей немцам, узнал от представителей Прибалтийских государств в Москве, что неизвестная группа вооруженных лиц совершила налет на литовский таможенный пост, заставила шесть охранников лечь на пол и убила всех выстрелом в голову.

Первоначально возникло предположение, что это было делом рук черноберетников, которые принимали участие в январских убийствах в Прибалтике. Бэрнс позвонил Хьюэтту в Ново-Огарево, где они вместе с Сунуну и Россом сидели на даче поблизости от дачи Горбачева.

Сунуну настоял на том, чтобы Буш сам передал записку об убийствах президенту. Когда Горбачев спросил, из-за чего произошел перерыв в работе, Буш зачитал ему записку.

Разгневанный тем, что встреча в верхах омрачена таким происшествием, и оскорбленный тем, что именно Буш сообщил ему о насилии, совершенном на все еще советской, по его мнению, территории, Горбачев заявил: «Я впервые об этом слышу», и послал Черняева выяснить, что же произошло.

Позднее Горбачев сказал Бушу, что ведется расследование инцидента, и пообещал, что его правительство сделает все возможное, чтобы «избежать таких эксцессов» в будущем.

Некоторым американским участникам пришло в голову: уж не приверженцы ли жесткой линии, потерпевшие неудачу с «конституционным путчем» в июне, устроили этот последний инцидент для того, чтобы поставить в сложное положение Горбачева во время его встреч с Бушем. Несколько помощников самого Горбачева также разделяли это подозрение.

Во второй половине того же дня Буш и Горбачев возвратились в Кремль для подписания в мраморном с позолотой Владимирском зале договора по СНВ. Оба руководителя подписали

договор — в 47 страниц и 700 страниц протоколов — вечными перьями, сделанными из того же металла, что и ракеты, запрещенные договором о ракетах среднего радиуса действия.

Буш объявил, что они обращают вспять продолжавшееся «в течение полувека неуклонное движение к наращиванию стратегических арсеналов». Горбачев сказал в ответ: «Слава богу, как говорится по-русски, что мы прекратили это».

В конце церемонии Павел Палащенко, советник-переводчик Горбачева, прошептал своему коллеге: «Вот если б можно было так же аккуратно расправиться с конфликтами и напряженностью в нашей стране, как мы это сделали с теми, которые существовали у нас с внешним миром».

В четверг утром, 1 августа, когда Буш и его свита поднимались на борт самолета № 1, чтобы лететь в Киев, к ним присоединились вице-президент Янаев, чиновник протокольного отдела Кремля, полковник КГБ и Виктор Комплектов, советский посол в Соединенных Штатах. Смирившись с этой однодневной поездкой, Советы попросили Буша взять с собой небольшое число сопровождающих от центрального правительства — по всей вероятности, для того, чтобы подчеркнуть: Украина все еще является частью владений Москвы.

Поскольку Янаев был старшим в группе, Буш попытался завязать с ним разговор. Однако вскоре стало ясно, что Янаев не склонен говорить о делах, поэтому Буш повел его осматривать президентский командный пункт в воздухе, оснащенный по последнему слову техники, показал ему свою спальню с автоматически опускающимися жалюзи и даже президентский туалет. Янаев лишь повторял, что все «очень мило» и «очень интересно».

Оставив советских представителей снова одних, Буш сказал своим помощникам, что Янаев, кажется, «довольно дружелюбный малый», но безусловно, не из тех, «кто способен уложить противника». Он добавил, что Янаев соответствует той оценке, которую дала ему разведка США еще до поездки: это старорежимный аппаратчик, который едва ли будет играть существенную или независимую роль в политической жизни своей страны.

Подобно большинству американцев, Буш привык называть республику, которую он собирался посетить, — the Ukraine. Сами украинцы, однако, уже некоторое время вели кампанию за то, чтобы опустить из названия артикль на том основании, что он указывает на колониальный статус, например: Ливан — the Lebanon или Гамбия — the Gambia. Разозлившись на подстрекателей-националистов из Советского Союза, Скоукрофт однажды взорвался: «Но ведь Голландия — тоже the Netherlands! Или, например, Соединенные Штаты — the United States?».

Но Мэтлок знал, как остро реагируют украинцы на все это. Во время полета в Киев он предупредил Хьюэтта, что если Буш произнесет «the Ukraine», Белый дом «будет засыпан письмами возмущенных американцев украинского происхождения». Хьюэтт сказал президенту: «Я знаю, это звучит смешно, но артикль много значит для этих людей». Не желая оскорблять ни своих хозяев в Киеве, ни примерно 750 тысяч американцев украинского происхождения в Соединенных Штатах, многие из которых голосовали за республиканцев, Буш обещал выполнить эту просьбу.