Измена. Боль моего сердца
Шрифт:
“Пусть Бог хранит нашу любовь” – так там написано.
– Свят…, – поднимает на меня горящие глаза.
– Скажи “да”, – прошу её, показывая взглядом, как это для меня важно.
– Это ведь навсегда, ты понимаешь?
– Конечно, понимаю. Потому и прошу тебя, – целую её пальчики. – Ты моя, а я твой. И так будет всегда. Обещаю.
Ловлю её немного растерянный взгляд и зависаю в этом звенящем ощущении близости. Этого не было раньше у нас. Ну, может в самом начале, когда ещё горела первая влюблённость. Но вот такого слияния
Да, мы прошли через наш персональный ад, но теперь я могу с уверенностью сказать, что оно того стоило.
– Я согласна, – кивает серьёзно Маша. – Но пусть это будет только наш праздник.
– Так и будет. Обещаю.
Венчаемся мы в маленькой деревенской церквушке.
Горят свечи, святые смотрят на нас со старых, потемневших икон.
Маша такая красивая, как ангел в простом белом платье до пола и воздушном платке, покрывающем голову.
Батюшка с бородой смотрит на нас отеческим взглядом. Ему помогает его жена и сын с дочкой.
Перед церемонией он долго разговаривал с нами. Сетовал, что многие сейчас венчаются необдуманно. Из-за модных веяний. Делают из церемонии шоу.
А ведь смысл здесь другой, сакральный. Счастье любит тишину, здесь души должны вести разговор с Богом. И шума при этом не нужно.
А потому он одобрил наше тайное венчание. Мы даже свидетелей не стали приглашать.
Нет, скрывать мы ни от кого не собираемся, но и трезвонить не планируем.
Это будет только между нами.
Дома мы устроим небольшой праздник. Мы арендовали очаровательный домик на берегу реки, и там Аня с Гордеем уже маринуют шашлыки. Если им, конечно же, наш маленький бандит позволяет.
Богданчик уже активно ползает, и уследить за ним бывает нелегко. А Аня уже глубоко беременная.
Поэтому основная нагрузка ляжет на Гордея. Уверен, Аня там отлично забавляется.
Она называет Богданчика в шутку пробником ребёнка для мужа. Надеюсь, друг там справляется с такими «тренировками».
Церемония оказывается длиннее, чем я ожидал. Батюшка читает бесконечные молитвы. Я не всё понимаю, но для меня это не главное. Я веду свой диалог со святыми. Благодарю их, что вернули мне Машу, подарили сына и указали дорогу к счастью.
А ещё прошу дать нам сил и мудрости сохранить этот бесценный дар.
Выходим из церкви мы уставшие, но со светом в душе.
За воротами церкви виднеется ромашковое поле.
– Люблю тебя, – целую Машку в губы.
– Я туда хочу! – подпрыгивает в предвкушении, указывая на поле.
– Беги! Я догоню.
И пока Манюня несётся по траве, широко расставив руки, успеваю сделать несколько кадров, а потом бросаюсь в погоню.
Ловлю её, заваливаю в траву.
Она такая высокая и сочная, что нас не видно с дороги. Целую её до изнеможения.
– Всё, прекрати, я больше не могу, – хихикает, прикрывая припухшие губки.
Срываю ромашку,
– Для Машки ромашки.
И только собираюсь снова впиться ей в губы, как чувствую вибрацию телефона.
– Алло, – отвечаю Гордею.
– Друг, спасай, – слышу его отчаянный стон.
Где-то на фоне орёт Богдан.
– Что случилось? – подрываюсь тут же.
– Все живы-здоровы! – успокаивает меня Гордей. – Но нервы на исходе. Ваш бандит требует родителей. Мы уже не справляемся. Пожалейте, а то я уже готов сбежать, но боюсь, Анька тогда окончательно пришьёт мне диагноз, что проверку вашим пробником я не прошёл.
– Понял, дружище. Едем!
Богдан плюхается в надувном детском бассейне, конец июля, на улице жара. Машка рядом с ним, отдыхает в шезлонге и присматривает, чтобы сын не нахлебался воды. На мангале дожаривается шашлык.
Гордей с Аней на качелях.
Идиллия…
Но взгляд мой то и дело застывает на друге и его беременной жене.
Смотрю, как нежно Гордей поглаживает её живот, что-то шепчет ей на ухо, отчего Аня покрывается смущённым румянцем, смеётся.
И мне становится безумно жаль упущенных мною месяцев, когда Машка ходила такая же пузатенькая, немного неуклюжая, а внутри неё рос наш сын.
Я это всё безбожно просрал.
А получится ли у нас ещё раз, неизвестно.
– Скоро тут? – подходит ко мне со спины Маша. – Я есть хочу так, что готова уже траву жевать.
– На вот, ромашку пожуй, – достаю цветок из её причёски. – А шашлык будет через пять минут, потерпи.
За столом Маша и правда уплетает всё с таким аппетитом, какого я у неё раньше не замечал.
Особенно налегает на солёные помидоры.
– Гордей, передай своей маме, что я фанат её закаток. Особенно помидорчиков.
– О, замётано. Я тебе привезу половину того, чем она нас снабжает. Мы просто не справляемся , – смеётся Аня. – Как только я забеременела, Людмила Степановна притащила мне половину своего погреба. Она была уверена, что меня будет тянуть на солёненькое.
– Ну да, а нас на сладкое занесло, да, Малышечка? – посмеивается Гордей.
– Да, – надувает Аня губки. – Блин. Я опять хочу пирожных.
– Прости, родная, ты уже всё слопала, – разводит руками друг.
– Значит, дальше буду грустной.
Через пару минут уже замечаю Гордея у мангала.
– Ты что делаешь?
– Зефир жарю. Мне грустная жена не нужна. Надо что-то придумывать.
Несёт Ане слегка потёкший зефир. Та расплывается в улыбке, начинает уплетать лакомство.
А Машка всё наяривает помидоры…
– Маш, а вы, случайно, за вторым не собрались? – красноречиво выгибает бровь Гордей, рассматривая её.
Маша так и застывает с помидором у рта. Хмурится, откладывает его подальше.
– Очень надеюсь, что нет. Я пока не готова, – вытирает руки салфеткой.