Измена. Двойное предательство
Шрифт:
– Ты знал об этом? О чем ты знал?
– Только предположения. Я не мог лезть в твою жизнь. Муж – это одно. Но ребенок – совсем другое. Я бы не стал разрушать настоящую семью.
На этот раз улыбка стала горькой. Я опустила глаза.
– Тогда, раз ты так ценишь семью с детьми, ты должен знать, что я не могу… Что я бесплодна…
Эдгар подался ко мне, его руки обхватили меня за талию, и я оказалась притянутой к нему, утопая в черном омуте взгляда.
– А ты думаешь, что я этого не знаю? Или думаешь, что мне это важно?
– Как это может быть неважно? Разве ты не хочешь детей?
Нет,
– Детей можно и усыновить, – с жаром говорил он, – ты не пожалеешь, Рита, –прошептал он мне в рот, решив говорить на другом языке.
Он поцеловал меня, заставив забыть обо всем. С голодом человека, который давно мечтал об этом поцелуе. Сама не поняла, как стала отвечать. Мое тело оживало в чужих руках. Пело. Я словно под палящим солнцем оказалась. Жаркие лучи ласкали кожу и давали понять, что под этим солнцем мне будет тепло и хорошо.
Я буду обласкана, любима, согрета.
Подняла руки выше, вплела руки в мужские волосы и отдалась поцелую.
Сначала его губы были нежными, неторопливыми, влажный язык мягко исследовал мой рот, потом, когда Эдгар ощутил мой отклик, поцелуй перерос в жадный, горячий.
На какое-то время выпала из реальности.
А потом Эдгар дернул язычок молнии на моем комбинезоне…
И дурацкая заминка меня будто пробудила. Молния застряла. Он дергал ее, но она не поддавалась. Сама судьба дала мне понять, что мы слишком спешим.
«Рано», – сказала я одними глазами Эдгару и прошла внутрь комнаты.
Он же пошел вслед за мной, чтобы помочь справиться с упрямой молнией. Мы уже почти решили разрезать молнию, когда она наконец пришла в движение.
А потом мы просто расхохотались, глядя на друг друга.
– Я вся мокрая, – хихикнула я по-детски. Я и правда вспотела.
– Но, кажется, не в том смысле, который бы меня порадовал, – мрачно заметил Эдгар.
– У кого-то есть чувство юмора? – поддела я его, снимая с себя зимнее облачение.
Эдгар напротив делал то же самое. Мы раздевались другу напротив друга, слегка ежась. С балкона всё еще веяло сквозняком.
– А ты думала, что я скучный юрист? – улыбнулся он одним уголком губ.
– На самом деле я с удовольствием узнаю тебя получше, Эдгар. Хотя одно я знаю уже сейчас, – сказала я с хитрецой.
– И что же это? – он заинтригованно изогнул бровь.
– Ты будешь джентльменом и уступишь мне душ и кровать.
– Здесь ты ошибаешься, Рита, – сверкнул он взглядом и подошел ко мне. Я вдруг ощутила себя маленькой по сравнению с ним. Хрупкой. Эдгар был крупным, мускулистым в меру мужчиной. Красивым. И я беззастенчиво на него смотрела.
В глубине темных глаз не переставал гореть огонь желания. Он обшаривал меня взглядом, задерживаясь на груди, губах, и по коже носились искорки.
Я думала, что неспособна на влечение без чувств, чисто физиологическое влечение к мужчине, но Эдгар преподал мне сегодня урок.
Доказал, что я не сдохла после предательства Олега, а живая женщина с желаниями и чувствами.
В душ он пустил меня первой, а после того, как принял его сам,
А утром нас разбудила настойчивая трель телефона.
Глава 10.3
– Рита, как хорошо, что ты трубку взяла, – раздался в ухе голос свекрови, когда я наконец осмелилась ответить на звонок. – Олежек сказал, что ты с ним говорить не хотела, вот я и думала, что придется с чужим человеком общаться, с адвокатом твоим.
– Здравствуйте, Римма Марковна, – медленно выдохнула я, сбрасывая с себя морок сна. – Я решила теперь сама со всеми разговаривать.
Села в постели, глядя на закрытую дверь ванной, из-за которой раздавался шум воды.
– Вот и правильно, девочка, вот и правильно, – одобрила она, – мы же не чужие, я тебя люблю, помириться хочу. Жаль, конечно, что ты от меня сбежала с заправки той… Не по-людски это…
– А по-людски это было деньги мои воровать? – уличила я ее, сцепляя зубы от негодования. Как она сладко пела, решила добренькой себя показать. Подластиться. Сделать вид, что ничего плохого не было сделано и сказано.
– Ох, – выдохнула-всхлипнула она, – я же добра хотела, да, Рита, добра! – повысила голос, заторопилась, видно не желая, чтобы я прерывала ее речь. – Побоялась, что ты сдуру что-то натворишь, с деньгами же куда угодно ты могла уехать! Трубку бы не брала. Где бы мы тебя искали? Я испугалась, поспешила… Семью сохранить хотела…
– Нечего там сохранять, Римма Марковна, – наконец смогла я вставить слово.
– Теперь-то я знаю, знаю, девочка, Олежек мне всё рассказал… – плаксиво протянула она. – И ребенок его… Но он тебя любит, девочка, страдает… – пыталась она вызвать жалость, но у меня только тошнота к горлу подступала от ее слов.
– Мне не интересно, меня о моих страданиях никто не спрашивал, – оборвала я резко ее стенания.
– Понимаю-понимаю, – слишком уж покорно говорила свекровь, порождая во мне подозрения. Шестым чувством подвох чуяла. – Понимаю, что тебе плохо, но и Олежеку плохо… Его эта паскуда бросила! На ребенка своего отказную написала! Какой надо быть матерью, чтобы ребенка в кувезе бросить?! А мы в больницу попали, Рит, ты же знаешь, да? Гена с управлением не справился, когда из аэропорта ехали… Я же вся на нервах была, не сдержалась, сказала ему под руку про тебя и про гуляку нашего… А я же тебя ждала, – упрекнула меня горестно, – думала, придешь навестить, ведь не чужие люди! Ты же знала, что мы в больнице!
Упрек меня задел. Моральную дилемму эту я так для себя и не решила. Совесть диктовала поехать и навестить свекровь и свекра, а здравый смысл отговаривал. Не поехала, но почему-то себя всё равно виноватой чувствовала.
– Теперь с вами всё хорошо, Римма Марковна? – Ни нашим, ни вашим. Выбрала такой вариант ответа, обойдя острые углы.
– Хорошо, Рита, уже хорошо, но ты всё же приезжай.
– Куда приезжай? – не поняла я.
– Приезжай домой, сына и внука мы к себе забрали, а дом пустует, нет там Олега, это твой дом, не будем мы спорить, судиться, мирно разведетесь.