Измена. Наследник мэра
Шрифт:
— Даже тогда.
— А ты женишься теперь на маме?
Чуть не спотыкаюсь о камень. Порой дети умнее взрослых. У них все просто. Нравится — забирай. Любишь — женись. Интересно, если я принесу кольцо Алене и попрошу выйти за меня замуж, она меня сразу пошлет или как?
— Хочешь, чтобы мы поженились? — не могу сдержать улыбки.
— Да. Тогда у меня будет настоящая семья — с мамой и папой.
Останавливаю его и присаживаюсь на корточки:
— Тимох, у тебя уже есть настоящая семья с мамой и папой. И всегда будет, несмотря ни на что. И
— Да! — Тимофей с самым серьезным выражением лица кивает.
Возвращаемся домой к ужину, а дальше все закручивается. Под шум и смех Тимохи поедаем вкусные блюда, которые наготовила Аленка. Она рассказывает нам о том, как провела день и разговаривала с соседкой. А я вовсе не удивлен тому, что Людмила Никитична пришла в гости. Уж не знаю, что она тут понарассказывала про меня, но блуждающий взгляд Алены с пеленой нежности просто размазывает меня по стулу.
Едва часы показывают восемь вечера, Тимоха начинает откровенно клевать носом, и я быстро укладываю его спать. Банька, должно быть, уже растопилась, поэтому я подхватываю Алену на руки и в нетерпении уношу туда.
Как только за нами закрывается дверь, я прислоняю Алену к стене и жадно впиваюсь в ее губы своими. Моя девочка отвечает мне с громким стоном, не сдерживаясь и явно отдаваясь на все сто процентов.
Тут жарко, тепло импульсами проходит по венам, оседая тяжестью внизу живота.
Стягиваю с нее теплый свитер, успевая шарить по ее груди и облизываться как кот на сметану. Брюки с трусами тоже незамедлительно ползут вниз.
Сам скидываю с себя одежду за несколько секунд, а после подхватываю Алену на руки и уношу на лавочку. Доски горячие, и она охает, едва спина касается дерева.
Еще никогда в моей жизни я не ощущал такого голода и нетерпения. На прелюдию совершенно нет времени, но, по всей видимости, Алена сама едва держится.
Она прикусывает губу, с жадностью разглядывая меня и тянет мои бедра на себя, направляя. Наклоняюсь и выхватываю из ее зубов нижнюю губу, забирая себе, открываю рот и погружаю внутрь свой язык, одновременно захожу в нее.
Девочка громко стонет мне рот, и я ловлю каждый звук, который исходит от нее. Запахи перемешались — хвоя, распаренный березовый веник, пот и ее дурманящий, неповторимый запах сладкого винограда.
Совершенно обезумевшими движениями вколачиваюсь в нее, так, будто прямо сейчас нам на голову свалится вся галактика. Аленка бормочет что-то сквозь стоны, шире раскрывая бедра. Мы мокрые, дикие, первобытные.
— Я хочу кончить в тебя, — произношу хрипло на поводу у животных инстинктов.
Алена ахает:
— Ста-ас!
— Я кончу, Алена, — понимая, что не добился от нее ответа, повторяю еще раз.
— Ты дикарь!
Она протяжно стонет и сгибается, скручивается в оргазме, а я ловлю каждое ее движение, впитываю в себя как губка.
— Алена… — говорю уже с рыком.
— Кончай уже… — даря мне полуулыбку, падает назад, и меня срывает.
Заполняю
Падаю рядом и притягиваю ее к себе, зарываюсь носом в мокрые волосы и закрываю глаза от наслаждения:
— Как же я люблю тебя, девочка моя… люблю.
Алена кладет бедро на меня и укладывается сверху. Смотрит ведьминскими темными глазами, лукаво пробегаясь взглядом по моему телу. Улыбка расслабленная, сытая, довольная.
— Обнуление от лощеного мэра до дикого деревенского мужика прошло успешно, — хихикает как девчонка.
— Мхм, — усмехаюсь, — и кто же тебе больше по душе?
Алена неожиданно серьезнеет, протягивает руку и гладит меня по скуле, а после убивает несколькими словами, произнесенными с такой нежностью, что они рвут душу на части:
— Я люблю тебя разного, Стас.
Переворачиваю ее на спину и нависаю сверху:
— Повторим? — играю бровями.
— М-м-м, — улыбается довольно, — но на пополнение в семействе даже не надейся, у меня безопасные дни.
— Я готов остаться тут навечно и трахать до тех пор, пока твои безопасные дни не закончатся.
— Черт, — выдыхает горячим шепотом и целует.
Глава 41. Вроде бы
Алена
Так, ладно. Официальное признание: Северов меня затрахал.
По-другому я просто сказать не могу. А как иначе — ведь каждую ночь на протяжении всей этой недели, что мы провели в богом забытом городишке, Стас не переставая любил меня.
Едва Тимофей закрывал глаза, уносясь в царство Морфея, Север, как самый настоящий варвар, утягивал меня в баню. И не сказать, что я была грязной, но… он старательно делал меня таковой.
Мне бы начать сопротивляться, потому что, кажется, внизу уже все было стерто до дыр, но едва жадные руки касались моей кожи, я сходила с ума. О том, что из раза в раз Стас кончал в меня, я старалась не думать.
Вроде бы забеременнеть я не должна.
Вроде бы.
Но Стас так старательно изматывал меня снова и снова, что я даже не знаю, вдруг все-таки будут последствия у этих жарких ночей. Откровенно говоря, сейчас, собирая вещи в обратную дорогу, даже думать об этом не хочу.
Позиция Севера была четкой: мы семья.
Ну и что, что нет кольца на пальце и штампа в паспорте, — главное, какие у людей чувства друг к другу. Ведь правильно?
Отчего же тогда так горько на душе?
— Аленка, все собрала? — входит Стас, и я замираю, разглядывая его.
За неделю, что мы провели тут, Север не брился ни разу. Теперь на его лице красуется недельная щетина, которая до красных полос расцарапала мне кожу между бедер, грудь и губы.
Воспоминания яркой вспышкой ударяют в живот и медленно оседают. Закусываю губу и сдерживаю стон, что, конечно, же не остается незамеченным Стасом.