Шрифт:
Пролог
POV Захар Одинцов.
Смотрю на отца, который зябко ёжится от пронизывающего ветра. Сам мёрзну не меньше, кутаясь в высокий воротник куртки, но, как и все, не спешу запрыгнуть в салон рядом стоящей тачки.
— Почему нельзя было обсудить вопросы в тёплом месте? — не выдерживаю долгого молчания, за время которого успеваю выкурить пару сигарет.
Хоть немного, но иллюзия тлеющего огонька согревает сознание.
Две недели она морозилась, не разрешая прилететь к ней хотя бы на выходные. А всё из-за того, что я во сне назвал её чужим именем. Клянусь, не специально!
И в мыслях не было пойти налево от своей горячей штучки.
Короче, не знаю, что на меня нашло.
— Нельзя, — пожевав губу, батин пиарщик окидывает нас тяжёлым взглядом. — У меня самолёт через четыре часа, надо успеть заскочить домой. Ты, надеюсь, помнишь?
Помню-помню. У Юрьича померла бабка, которую он, как единственный близкий родственник летит предавать родной земле. Любовь к почившей бабке возросла прямо пропорционально нулям маячащего наследства.
Судя по всему, батя скоро останется без проверенного человечка.
— Так что? — демонстративно поглядываю на часы. — Вы спешите, мы спешим. Что за тайны-то?
Юрьич мой сарказм игнорит и переглядывается с отцом. Что-то в выражении их лиц меня напрягает. Срабатывает чуйка, и я делаю стойку, готовый услышать очередную хрень… Но явно не такую!
— Слуцкий объявил о помолвке дочери.
— И? — новостные ленты и паблики так-то гремят об этом событии уже неделю. — Я даже на помолвке был. Нормальный мужик, кстати. Для обычного работяги он, кстати, неплохо справился с ролью.
— Вот! — Юрьич поднимает палец и водит перед нашими лицами. — Работяга! А ты рейтинги видел? Хер догонишь.
— Ну, — вытаскиваю пачку из кармана и подкуриваю новую сигарету, — выборы пройдут и парня бортанут в тот же колхоз, откуда вытащили.
Схема, кстати, нормальная. Выборы губера в области через месяц, и бате придется из кожи вон вылезти, чтобы вернуть утраченные позиции. Избиратели у нас ведь какие? Любят простоту, верят всем тем добрым делам, о которых СМИ орут с экранов и страниц газет.
— Парня, может, и сошлют, а нам время терять нельзя. Поэтому ты, — палец (и как ещё не замерз?) упирается в мою грудь, — до выборов женишься.
— А вы не ох#ели? — повышаю голос, отшвыривая окурок. — Я-то здесь…
Не успеваю до конца развить мысль, чтобы осадить, мать их, гениев.
— Простите, — женский голос сбоку тачки отвлекает, — вы уронили.
В красных пальцах зажаты купюры, успевшие намокнуть от осенней мороси.
Равнодушно мажу взглядом мимо девушки с рюкзаком курьера, и щелкаю пальцами:
— Себе оставь. Не мешай, когда взрослые дяди
Возвращаю внимание к прерванной беседе, краем глаза замечая, как девчонка подходит к мерсу и запихивает деньги под дворники.
«Извините», — скорее даже читаю по губам, чем слышу.
Раздосадованный заминкой, тру переносицу:
— Я не собираюсь жениться. Пока не собираюсь. Да и Сабине надо закончить универ, потом эти её показы…
— А кто говорил об Алиевой? — батя слишком задумчиво смотрит на стекло, по которому вниз стекают грязные ручейки от прицепленных купюр. — Ты женишься не на Сабине, а… Например, на ней.
Кивок Юрьича завершает этот сюр. Наигранно смеюсь тупому розыгрышу. Не прощаясь, отряхиваю рукава куртки и распахиваю дверь в салон, откуда приятно тянет тёплым воздухом.
— Я не шучу, Захар. Завтра же принесёшь мне папку, в которой будут все данные по этой девчонке.
Глава 01
POV Лиза Суворова.
— Мам, я дома! — кричу из тёмной прихожей, аккуратно разуваясь и ставя промокшие ботинки на тряпку у порога.
Несколько секунд тру ладони друг об друга, согревая, и только потом расстёгиваю куртку, с которой на пол успела натечь небольшая лужица.
Свет включать неохота. Я же знаю, что не увижу ничего хорошего, а после беготни по холоду мечтается об одном — ужине и горячей ванне.
Но сначала придётся все-таки зажечь свет и, вздохнув, достать из крошечной кладовки ведро с тряпкой.
Набираю воду, стараясь не забрызгать стены, и намываю пол до блеска. Когда уже заканчиваю, поднимаясь с колен, из кухни выходит мама и сухо приветствует.
— Три минуты, Лиза. Где ты была?
Очень хочется закатить глаза и не отвечать, но я знаю, что будет хуже.
— Транспорт, мам. На улице дождь, автобус задержался. Я так замёрзла, — показываю кисти рук, покрывшиеся противными цыпками. — Бежала бегом две остановки, чтобы не опоздать.
— Плохо, Лиза, — цедит мама, недовольно рассматривая мой растрёпанный вид. — Ещё одна задержка, и я поставлю вопрос о возможности твоей подработки.
Покорно киваю, быстро собирая остатки влаги с пола, и бегу выливать ведро.
Боже! Кто бы знал, как я мечтаю о швабре! О банальной швабре, чтобы не ползать каждый вечер на коленках, натирая старый линолеум. Но у моей родительницы своеобразный взгляд на многие вещи.
«Ни с кем нельзя дружить. Дружба — проявление слабости», — с самого детства внушалось мне, и к девятнадцать годам у меня нет ни одной подруги.
«Мальчики завлекают девочек, а потом их бросают. Никаких кавалеров», — и вокруг меня образовался вакуум.
«Девочка обязана учиться только на отлично», — и я ночами сидела и зубрила, зубрила, зубрила.