Измена. (не) Его невеста
Шрифт:
Кажется, в этом неприветливом доме у меня появился анонимный друг.
Кто же ты, человек с золотым сердцем?
Глава 29
Он не собирался её целовать. Но всё полетело к чертям, стоило девчонке завестись. Она загоралась сама, и он в мгновение ока подхватывал от неё эту непонятную лихорадку.
Только если маленькая Канатас пылала исключительно гневом, с ним… с ним всё обстояло куда сложнее. Его буквально разрывало от двух совершенно разных желаний —
Ему пора лечить голову.
Глеб проторчал в библиотеке ровно столько, сколько потребовалось, чтобы остыть от произошедшего. И после каждой новой их перепалки времени на это ему требовалось всё больше.
Проблему нужно решать, иначе очень скоро её дикие обвинения в насилии потеряют свою безосновательность.
Марьянов спас его от самокопаний, и что важнее, от воспоминаний. То, что и поцелуем-то не назовёшь, умудрялось гонять по его жилам расплавленный жар, стоило только вспомнить…
— Глеб, информация от Канатаса подтвердилась. На днях они соберутся обсудить дальнейшую стратегию и по возможности выработать хотя бы относительно единую линию поведения.
Глеб пропустил Марьянова в кабинет, вошёл сам и закрыл за собой дверь.
— Но есть и хорошие новости.
— Кто-то из наших сможет там поприсутствовать?
Марьянов кивнул, расстегнул пуговицу пиджака и опустился в кресло:
— Не то чтобы из наших, но согласился стать нашим инсайдером.
— Цена вопроса?
— Это Якушев. Просит списать ему долг за его неоценимую услугу.
— Владелец гостиницы?
— Он самый. Ты собирался взять с него недвигой, но учитывая обстоятельства…
— Согласен, — Глеб потёр веки и кивнул. — В данном случае информация куда важнее. Передай ему, долг списан. Мы сможем как-нибудь подстраховаться?
— От дезинформации с его стороны? — Марьянов кивнул. — Есть пара соображений. Сделаю всё, что смогу.
— Благодарю, — Глеб перестал сопротивляться усталости, накатившей на него после ощутимого напряжения, пережитого в библиотеке. Опустился в своё рабочее кресло и выдохнул.
Последние дни выдались особенно сумасшедшими…
— Слушай, всё не было времени об этом с тобой поговорить… — в голосе Марьянова прорезалась совершенно несвойственная ему неуверенность. — Меня Марина… в смысле, твоя мать… твоя мать попросила замолвить словечко за их с Валерией возвращение.
Опять двадцать пять. Вот только этого ему сейчас и не хватало.
— Валер, нет. И мы с ней об этом уже говорили. Думаешь, если бы я чувствовал, что они будут здесь в безопасности, стал бы держать их так далеко от себя?
Его друг и наставник потёр густо посеребрённый сединой висок и вздохнул:
— Она очень тоскует. Очень.
— Думаешь,
— Знаешь, я мог бы за ней… за ними присмотреть. За твоей матерью и сестрой.
Марьянов не смотрел на него, нервно забарабанив пальцами по лакированному подлокотнику. А вот это уже что-то новое…
Но Валерий Степанович не проявлял дикого желания разъяснить причины такого вот рвения становиться добровольным телохранителем для его матери. И для сестры. Разумеется, и для сестры.
Они помолчали, и над ними словно сгустилась сотканная из горьких воспоминаний тень Уварова-старшего, его отца.
Им не стоило поднимать эту тему. Не сейчас. Как бы сильно ему ни хотелось увидеться с матерью и сестрой, рисковать ради этой встречи их жизнями… их безопасность он сейчас не доверил бы даже Марьянову. Тем более что он нужен ему. Возможно, больше чем когда-либо.
— Выходит, Зевс по-прежнему играет вчистую?
Погружённый в свои мысли Марьянов вопросительно поднял брови.
— Ничего не таит. Никаких параллельных переговоров, никаких попыток перестраховаться…
Его советник покачал головой:
— С его стороны всё чисто. Ничего подозрительного за ним пока не замечено.
— Хм… И ведь он не может позволить себе игру в долгую, с его-то здоровьем. Всё никак не могу поверить, что он ничего не припас в рукаве. Не тот он человек, чтобы соваться в такой договор без запасного плана.
— Ты сам сказал: сейчас для него совсем не то время, чтобы выстраивать долгосрочные стратегии. Но это, конечно, ещё не гарантия. И это не отменяет путаницы с происхождение его внучки…
Зря. Зря Марьянов поднял этот вопрос.
— Держи меня в курсе насчёт грядущих переговоров, — Глеб буквально вылетел из кресла и пошагал к выходу. — День выдался сумасшедший. Пойду пройдусь.
Пока он остывал в библиотеке, беседовал с Марьяновым и принимал душ в попытках смыть с себя не отпускавшее напряжение, наступил вечер — самое время замедлиться и дать отдых лихорадочным мыслям.
Как-то так выходило, что покуда брак приносил в его жизнь лишь сумятицу и неразбериху. Всё запутывал, всё усложнял и настырно ломал привычный уклад его жизни.
Из душа он вылез с тяжёлой башкой и урчавшим желудком.
Спустился в опустевшую кухню — сам отпустил прислугу, приказав на ужин не накрывать.
Проходя мимо «лаборатории» начинающего кулинара, скользнул взглядом по пустому столу. Тут поживиться, конечно же, нечем — все булки его благоверная сегодня раздала чрезмерно улыбчивым садовникам. Их она считала куда более достойными своих угощений, чем его.