Измена. (не) Его невеста
Шрифт:
Да не мог же он, в самом деле, в вину мне это ставить!
— Как общение? — он будто не слышал моих последних слов. — Понравилось?
— Понравилось, — припечатала я, бросая вызов. — Понравилось, ясно? Они уделили мне внимание, в отличие от супруга, которому, кажется, вообще на меня наплевать.
Уваров смотрел на меня, будто хищник, загнавший наконец свою добычу. Его ноздри хищно раздулись, а я вздрогнула, ощутив, как тёплые пальцы пробежались от моего запястья к локтю и выше.
Господи, что он
— Но ты по-прежнему жаждешь внимания… — проговорил он, ловя моя взгляд, приковывая его к себе.
Кажется, он не совсем о внимании говорил, но мысли стали теряться, когда его пальцы запутались в моих волосах.
— Я… мне было… одиноко.
Он молчал. Но его вторая рука обвила мою талию, и я оказалась придавлена тяжёлым мужским телом к двери. Кажется, это стало входить у нас в привычку…
— И ты захотела… общения. Что вдруг изменилось? Что произошло?
Он искал ответ в моём взгляде. Вглядывался в меня испытующе, будто пытался вытянуть из меня какую-то конкретную, нужную ему правду.
Но что я могла ответить? Что, кроме того, что уже сказала? А сказала я уже и так предостаточно.
— Н-не понимаю, в чём ты меня подозреваешь, — прошептала я, сглатывая вязкую слюну.
Его руки оставляли на моём теле огненные следы. Он дышал часто, неровно, будто едва сдерживался. Но продолжал свою пытку вопросами.
— В попытке отвлечь меня от чего-нибудь важного.
— Р-разве это возможно?..
— Ещё как, — шепчет он, и наши дыхания смешиваются.
Его губы накрывают мои. Я теряюсь в жаркой лихорадке, не в силах противостоять этому поцелую.
Спустя вечность он отрывается от моих губ:
— Если ты чего-нибудь хочешь, — он переводит дыхание, будто поначалу не решается продолжить, — самое время сказать.
Я плохо соображаю. Я не соображаю, как могла бы озвучить то, чего мне хотелось.
И я молчу.
Я молчу, когда его ладонь опускается к разрезу на моём правом бедре.
Я молчу, когда его умелые пальцы проскальзывают меж моих бёдер.
Он дышит часто и тяжело.
Я, кажется, вообще не дышу. Совсем потерялась.
Сдвинув в сторону тонкую кружевную ткань, его палец прикасается к сокровенному, и он резко вбирает в себя воздух, потому что там… там свидетельство того, что мне нужно.
— Этого? — хриплый шёпот сотрясает мой мир, а палец движется дальше.
Я шумно выдыхаю и вдыхаю снова.
Он останавливается, замирает. И я невольно всхлипываю, ужаснувшись одной только мысли, что он отставит меня… вот так. Когда всё внутри плавится от нестерпимого жара и жажды освобождения.
— Этого? — повторяет он не своим голосом. — Скажи мне, Полина.
И я сдаюсь. Я киваю. Раз и ещё раз, чтобы наверняка.
И он возвращается. Его руки везде, его тело будто бы содрогается вместе с моим,
Какое-то время мы вот так и стоим. Он терпеливо ждёт, пока я успокоюсь.
А потом склоняется к самому моему уху:
— Только не смей мне припоминать, что я обещал до тебя не дотрагиваться, — низкий голос ломается от непонятных мне эмоций. — Иначе я вряд ли захочу снова тебе помогать, когда ты ненароком перевозбудишься от общения со столичными львами.
Глава 39
Он смутно помнил, как добрался до собственной спальни. Тело скручивало в узлы.
Не было с ним такого. Никогда не было.
Чтобы вот так кого-то хотеть… до умопомрачения. Хотеть до того, чтобы откровенно бояться силы такого желания.
Ему стоило пошевеливаться и уйти в свою спальню прежде, чем она с ним заговорила. Он ведь знал, что это паршивая идея. Она всю дорогу ёрзала и места себе не находила. Но общение с теми тремя малознакомыми ему мажорами настолько её распалило, что она всё же решилась попытать счастья…
С чего бы ещё ей так возбудиться?
Он сорвал с себя одежду и сунулся в ванную, врубил прохладный душ, чтобы хоть немного остыть.
Воспоминание о случившемся до сих пор прогоняло по телу электрический ток.
Пережитое вплавилось в мозг. Ощущения до сих пор жили на кончиках пальцев. Гладкая ткань платья, тончайшее кружево нижнего белья и… и всё повторилось. Он снова, как озабоченный подросток, дарил себе необходимое облегчение в уединении душевой.
И это переходило всякие границы разумного.
Он не планировал заходить так далеко. Всё произошло будто само собой — она тянула его к себе, словно магнит. Стоило её коснутся, и он не мог остановиться. Чувствовал, как она напряжена. Видел, как рефлекторно сжимаются под грешно алой тканью платья упругие бёдра. Чуял то, чего ей хотелось.
И вдруг осознал, что не смог бы ей этого не дать. Даже если он и не был причиной того, что с ней творилось.
Он слишком поздно заметил, что они обступили её, как наглые мартовские коты. А она улыбалась им, наслаждалась вниманием, без пяти минут флиртовала. Возможно, уже тогда фантазировала…
Что удивительного? Ненавистный муж, жизнь затворницы, а тут — восхищённые взгляды лощёных представителей столичной элиты. Тут какая угодно возьмётся изнемогать…
Он ведь даже сейчас её не терял. Невозможно потерять того, кто никогда и не был твоим. И кого ты сам присвоить даже не попытался.
Душ не сильно помог. Тело по-прежнему ныло и требовало чего-то куда более ощутимого, чем самоудовлетворение.
Но он уже потерял счёт времени, поэтому всё же вылез из душевой и окунулся в тишину собственной спальни, где даже свет зажигать не хотелось.