Измена. Право на любовь
Шрифт:
— Мне надо забрать чемоданы, — тихо говорю я.
— Прекрати упрямиться, — устало вздыхает Артур.
— Почему бы тебе не оставить меня в покое?
— Ты моя жена. Это во-первых, — он хмурится, — а, во-вторых, нам надо поговорить, как взрослым и адекватным людям. Не бегать, Вита, как девочка, а поговорить.
— Я не хочу говорить, — я перекидываю сумку на другое плечо и скрещиваю руки на груди, — или мое желание не учитывается?
А еще под кучей острых, как осколки, чувств и эмоций, таится нездоровое упоение тем, что Артур
— Цель разговора? — я вскидываю бровь. — Объясниться, извиниться, унизить меня или обсудим развод?
Верхняя губа Артура едва заметно дергается. Я и сама с трудом держу себя в руках. Какое страшное слово - развод. Оно перечеркивает все прожитые вместе годы. И звучит оно чужеродно, будто его и вовсе не должно было существовать.
Слышу тихую вибрацию, что доносится и кармана пиджака Артура, который не спешит отвечать на звонок. Лишь в глазах пробегает тень раздражения.
— Тебе звонят.
— Я знаю.
— Ответь. Вдруг что-то важное, — хмыкаю, — например, по работе? Как обычно.
— Я не думаю, что это что-то важное.
— Карина?
— Вероятно.
— Вот с кем тебе стоит для начала поговорить, милый, — я не разрываю зрительного контакта с бледным от ярости Артуром. — А жена… жена подождет своей очереди, как ранее ждала тебя, когда ты задерживался.
— Мы поступим следующим образом, Витаминка, — он подходит ко мне вплотную и заглядывает в глаза, — мы заберем чемоданы, я отвезу тебя домой…
— Я хочу побыть одна, Артур, — мне тяжело дышать, грудь сдавил раскаленный обруч.
— Одна ты натворишь глупостей, Вита, — он невесело ухмыляется.
И у меня в памяти всплывает чашка кофе, строки Пушкина и зеленые глаза. Я чувствую, как к щекам приливает кровь стыда за ошибку, которую хотела совершить под предлогом жалкой мести. Я медленно выдыхаю через нос, пытаясь успокоить предательское сердцебиение.
— Я отвезу тебя домой, — повторяет Артур, внимательно прищурившись. — После я встречусь с Кариной и обсужу с ней вопрос ее, как ты сказала, интересного положения.
И в глазах его я не вижу радости, что он станет отцом. Он таким тоном мог сказать, что ему надо, например, туфли почистить, а то вляпался в грязь, когда выскакивал из машины. Я недоуменно моргаю. Он хотел детей. Или лгал?
— Жди меня в машине, — вручается ключи и сводит брови до глубокого излома на переносице. — Второй ряд, четвертое место слева.
Наклоняется, чтобы поцеловать, и я от него отшатываюсь, прижав к губам ладонь. Зло бубню сквозь пальцы:
— Не смей.
— Тогда иди, — сердито шепчет и поджимает губы. — Твоими чемоданами я займусь.
Торопливо шагаю прочь, истерично постукивая каблуками, и оборачиваюсь через плечо. Сверлит взглядом, и я от волнения икаю в ладонь. Он очень недоволен, и я его прежде не видела
Артур упрямый. Если мне раньше нравилась эта черта его характера добиваться своего во что бы то ни стало, то сейчас совершенно этому не рада. На данный момент он тверд в решении, что его жена должна быть дома и его больше ничего не волнует. И как же тонко его чуйка работает. Одна ты натворишь глупостей, Вита. Например, можешь соблазниться на молодого баристу, который погладит тебе ножку от лодыжки до колена. И да, милый, это было куда чувственнее, чем отыметь секретаршу у кухонного стола.
Артур хмурится. Возможно, уловил что-то подозрительное в моих глазах. Отворачиваюсь и продолжаю путь под тяжелым взглядом неверного мужа среди незнакомце и незнакомок, что спешат на рейсы и регистрации.
Глава 5. Хитрая амёба
— Артур Борисович…
Голова раскалывается, а голосок Карины как гвоздем по стеклу. Еще утром меня от ее “Артур Борисович” вся кровь уходила в нижнюю часть тела и накрывало диким и каким-то животным желанием, а сейчас у меня глаз дергается.
— Артур… — Карина жалобно всхлипывает.
— Ты ведь, дрянь лживая, при мне таблетки пила, — поднимаю взгляд на Карину. — Ты мне тут что устроила? Какая договоренность у нас была?
В кабинете царит полумрак. Карина порывается встать со стула напротив моего стола, и я цежу сквозь зубы:
— Сидеть.
— Артур… Борисович? — она слабо улыбается.
— Ты пила таблетки. Каждый, мать его, день в одно и то же время. В десять часов утра. Тебе их выписал доктор.
Виновато тупит глаза.
— Карина, не выводи меня из себя.
— После… — шепчет она. — Я шла в туалет.
— Так.
— Пила полтора литра воды и… — шмыгает и трет нос наманикюренными пальчиками.
Со смешком откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза. Лживая потаскуха.
— Какой срок?
— Я на аборт не пойду, — капризно пищит. — Это твой сын.
— Сын? — хмыкаю я.
— А как иначе?
Резко поддаюсь к столу, и Карина вскрикивает и подскакивает на ноги.
— Сядь.
Садится. Бледная, опухшая и жалкая.
— Мой, значит?
— Твой.
Я, конечно, рассчитывал, что у меня будут дети, но не от любовницы. Не от Карины. Она милая и забавная пустышка с круглой попой, рабочим ртом и стройными ножками. И она обвела меня вокруг пальца.
— На аборт не пойду.
— Ты так горячо хочешь быть мамой?
— Мамой твоих пупсиков, — ласково улыбается.
— Так их несколько? — удивленно вскидываю бровь.
— Я рожу тебе кучу детей. Сколько захочешь.
— Ноль детей меня устроит, — равнодушно усмехаюсь. — Ноль, Карина. Вот сколько я хочу от тебя детей, — я бью кулаком по столу и повышаю голос. — Ноль!