Измена. Право на обман
Шрифт:
— Слушай, — лезу в верхний ящик справа от раковины, — а ты хотел бы братика или сестричку?
Ева очень активная и энергичная женщина. Денис подрос, первые трудности в небольшом бизнесе преодолены, и ее начинает клинить. Стоило согласиться на погодок, когда она завела разговор о втором ребенке. А почему я был против?
Встряхиваю банку с растворимым какао. Она отказалась от няни, а Денис был очень громким и требовательным малышом. И он до годика спал с нами в кровати, а с года до двух в своей кроватке,
— Хочу…
— Что?
— Хочу братика или сестричку, — Денис оглядывается. — Лучше братика, но и сестричку буду любить. Она будет на маму похожа.
Глава 18. Какое позорище!
Какое позорище. Распахивается тяжелая железная дверь и ко мне бежит жена Саши. В пижаме, домашних тапках, кардигане и с бутылкой в руках. Растрепанная, блеклая и невзрачная. Я, заплаканная и с потекшей тушью, выгляжу королевой, а она… У меня слов нет.
— Боже, милая, — кудахчет наседкой и семенит ко мне, — я чуть… сердце вот-вот выпрыгнет.
Я сижу у высокого парапета крыши. И вот это чучело Саша боится потерять? Серьезно?
— Дождалась меня, — садится рядом и вздыхает, прикладываясь к горлышку бутылки. — Я так боялась, что ты натворишь глупостей, — улыбается и протягивает бутылку, — Антинори. Лучшее средство от печали.
Молча выхватываю бутылку. Антинори. Дрянь. Повезло в свое время за мужика перспективного выскочить, и теперь думает, что никто ее не подвинет. Делаю несколько жадных и крупных глотков. Вытираю губы.
— Как тебя сюда занесло? — участливо вглядывается в лицо.
Еще и тупая. Если я сейчас выдам Сашу с потрохами, то он сдержит слово и устроит мне сладкую жизнь.
— Я… мимо шла, — пожимаю плечами. — Смотрю, подсветка симпатичная, и думаю, а было бы неплохо с крыши этого здания сигануть.
— Держи, — выуживает из сумки пачку детски влажных салфеток. — И зачем тебе прыгать… Как тебя зовут?
— Аня, — делаю новый злой глоток.
— Аня, — поглаживает по плечу, — кто тебя обидел?
Смотрю в ее серые обеспокоенные глаза. Ну, овца овцой. Я думала, что у Саши жена маньячка после утреннего разговора, но я не вижу в этой бледной женщине серьезную соперницу.
— Не хочешь говорить? — вытаскивает салфетку из пачки и касается ею моей щеки, — понимаю. Можно и просто помолчать. Да?
— Ваш муж, — я слабо улыбаюсь, — наверное, очень зол, что я на его крышу…
— Мой муж сам хотел приехать, — ласково улыбается, — но я его убедила, что тебе сейчас важна женская солидарность…
Я едва сдерживаюсь, чтобы не разбить бутылку о голову этой
— Не плачь, моя хорошая, — складывает брови домиком. — Да никто на тебя не злится, что ты прокралась на крышу. Главное, что ты приняла решение жить.
Зло пью из бутылки полусухой нектар с нотками белой груши и терпким послевкусием рябины.
— Поделись, — смеется и отбирает бутылку. — У меня тоже тяжелый день был.
— По тебе видно, — глухо и слабо огрызаюсь я.
Смеется, пригубив элитного пойла, и вытягивает ноги:
— Все будет хорошо.
Будет. Я найду подход к Саше. Он сложный мужик, упрямый, но ты ему опять наскучишь. Видимо, у него проклюнулось чувство вины, поэтому решил притормозить, однако их все равно потом тянет на легких и красивых девочек для отдыха. Да, я такая. И не вижу проблемы в том, чтобы мужчине было со мной хорошо.
В животе бурлит. Замираю. Сглатываю. Урчание нарастает, меня распирает резкой болью, что подступает к краю.
— Что случилось? — Ева прикладывается к бутылке и хмурится. — Аня… Что ты так побледнела?
— Я…
Меня сейчас прорвет и фонтаном хлынет с двух сторон. Торопливо встаю. Живот режет, и в кишках будто анаконда ворочается. Я не сдержу себе этот бурлящий поток. Кидаюсь к двери.
— Анечка! — истерично и громко взвизгивает Ева. — Аня!
Глава 19. У девочки стресс!
Анечка не добегает до двери. На полпути она вскрикивает, падает на колени, и на крышу вываливаются охранники во главе с Юрой. Я их попросила ждать за дверью на случай внезапной истерики “бедной и испуганной девочки”. Отвратительные звуки, жуткая вонь и жалобный с нотками облегчения стон, а после опять крик.
— Аня! — вскакиваю на ноги.
А я лишь смачивала губы и имитировала глотки.
— Вот черт… — охает один из охранников, прикрывает нос и рот ладонью и отворачивается.
Остальные в ужасе и шоке отступают от красавицы в коротеньком красном платье, которое не скрывает ее грязный и дурнопахнущий позор.
— Боже! — в лживом испуге и сочувствии шепчу я и повышаю голос. — Чего вы встали! Помогите ей!
— Ну, нет… — пятится другой охранник.
— Немедленно отведите ее в уборную, — шагаю к бледному усачу, вручаю ему салфетки.
— Нет… — Аня всхлипывает и пытается встать, но падает в новом приступе боли, что рвется из нее жуткими звуками.
— Вперед! — рявкаю я.
Юра, широкоплечий и высокий мужик, рычит:
— Премию выдам…
Двое самых храбрых и жадных подхватывают рыдающую Аню под руки и с ругательствами тащат прочь.
— Она же… — в отвращении отзывается третий охранник и содрогается в спазме подкатившей тошноты.
— Да будьте вы джентльменами! — цежу я сквозь зубы. — У девочки стресс!