Измена. Право на обман
Шрифт:
Через минуту прилетает ответ:
“Я не изменял твоей маме. И я все понимаю, но внимательно слежу, чтобы она меня не отравила”
Следом приходит смеющийся смайлик. Выезжаю со двора. Мой развод зацепил не только Дениса, но и моих родителей. К такому я не была готова, а еще я была не готова к тому, что дома меня будет ждать Саша. Захожу, бросаю ключи на комод, замечаю мужские туфли и заглядываю в гостиную, а он там сидит на диване, опершись локтями о колени сцепив ладони в замок. Поднимает взгляд и говорит:
— Привет.
Глава 46. Человеку нужен человек
— Что ты тут делаешь?
— Ответ,
— Нет. Соскучился и решил вломиться ко мне?
— Я не вламывался. У меня остался дубликат ключей, а замки ты не поменяла, — Саша вздыхает.
— Теперь поменяю.
— Я теперь знаю, что чувствую наркоманы при ломке, — Саша не отводит взгляда. — Я знал, что ты не будешь мне рада и что не стоит приходить, но желание приехать, зайти в дом, который был мне крепостью и увидеть себя, оказалось сильнее всех доводов, Ева.
Прохожу к дивану и сажусь рядом. Нет у меня желания с криками прогнать Сашу, и я понимаю, что он потерял дом, а это тяжело. Пусть мужчины осознанно не ценят домашний уют, но когда они его лишаются, то они теряются.
— Как у тебя дела?
— Еще не родила, — блекло отвечаю я, а затем издаю короткий смешок, к которому присоединяется Саша.
Молчим, пялимся перед собой. Два человека потеряли друг друга. И нечестно, что нить доверия разорвалась, а любовь не развеялась. Она изменилась, но из сердца не ушла. И как странно, что в студии Саши на двадцатом этаже я была другой с иными эмоциями. Тогда верх взяло физическое влечение, а сейчас раскрылась раненая душа, что тянется к молчаливому Саше в желании согреться.
— У мамы появилась идея фикс срочно выдать меня замуж, — устало откидываюсь я на спинку дивана.
Саша оборачивается и молча смотрит мне в лицо, что-то в нем выискивая.
— Она считает, что я в депрессии и мне надо отвлечься на другого мужика.
— А ты что думаешь? — тихо спрашивает Саша.
— Я думаю, что мама переживает за дочку, но не знает как ее поддержать.
— Я не про твою маму, а про…
— Другого мужика? — вскидываю бровь. — У меня и так были высокие стандарты к мужчинам, а сейчас они стали еще выше. Не каждый потянет стервозную тираншу с двумя детьми, которые всегда будут у нее в приоритете. Я теперь точно не пойду ни на какие компромиссы и подстраиваться под чужие заскоки не стану. Возможно, меня бы устроил строго и четко запрограммированный мной робот, но мы еще не в светлом будущем.
— Даже так? — Саша удивленно приподнимает бровь.
— А что?
— А роботы умеют любить? — тоже откидывается на спинку и поднимает взгляд на люстру.
— Любовь — это противоречие на противоречии, — вздыхаю я. — Если роботы познают любовь, то это можно говорить о наличии своей воли и души, а значит…
— По одному месту пойдут все их четкие программы, — недовольно цокает Саша.
— Именно. И пойдут эти железные мужья налево, — вытягиваю ноги. — И это же будет куда возмутительнее. Ты его купила, выбрала внешность, вложила нужные характеристики, а он, сволочь железная, ушел к другой. Так ладно бы еще к живой женщине. Нет же. Его потянет к такой же железной гадине, потому что… потому что он невероятно противоречивый в своих шестеренках и проводах.
— А дети?
— А что дети?
— От железного мужа не будет детей.
— Как и от железной жены, — хмыкаю я. — В светлом будущем что-нибудь придумают
— Я думаю, что в светлом будущем будет много отщепенцев, которые будут друг друга любить, рожать детей и бороться за обычные семьи, — Саша ослабляет галстук, будто ему дурно стало от видений светлого будущего. — Человеку нужен человек.
— Саш, — вздыхаю я.
— Что? — косит на меня взгляд.
— Ты своим родителям сказал?
— Нет.
— Ты с ним близко не общаешься из-за их развода? Ты будто сирота.
— Я думал над этим, — Саша закрывает глаза. — У нас, вроде, все было относительно хорошо, но… Как только я поступил в университет и уехал, то сам свел на нет все наши отношения.
— А еще у тебя есть брат и сестра… Я их после нашей свадьбы и не видела больше.
— Я не считаю их братом и сестрой, — едва слышно отзывается Саша. — Они те, кто отняли у меня родителей. Я понимаю, что это глупо и эгоистично, но ничего не могу с этим поделать. И да, я ощущаю себя сиротой. Даже не так. Я бы предпочел быть сиротой, чтобы не чувствовать кроме злости, хронической ревности еще и вину, что я плохой сын.
— Я тоже злюсь, — шепчу я. — Для них что есть Денис, что нет Дениса… Это забавно, что наш сын в теории знает, что есть еще одни бабушка с дедушкой, но, вероятно, при встрече их не узнает. Когда они в последний раз его видели?
— В его три года, — цедит сквозь зубы Саши. — Но ты на них не обижайся, они заняты другими внуками.
— Точно, в три года, — медленно киваю я.
Нахожу ладонь Саши и мягко ее сжимаю, чтобы часть его обиды забрать себе.
— Ева… — прерывисто шепчет Саша и в следующую секунду его голова лежит у меня на коленях. — Ева… Я так виноват перед тобой… мне так плохо без тебя…
— Но ведь и до этого было не так хорошо, — пропускаю его короткие волосы сквозь пальцы.
— Я всегда знал, что найду у тебя поддержку… Я знал, что то тепло, которое есть в семье, даешь ты… И я его потерял… И поэтому я сейчас здесь, Ева… И я не имею права на твое тепло, ведь я сам от него отвернулся, предал тебя, но… не прогоняй меня. Не сейчас. Умоляю, не сейчас.
Желать родного тепла и вместе с тем жаждать темной и низкой страсти. Может ли один человек совместить в себе несколько противоположных ролей? Быть любящей матерью, принимающей женой, строгой начальницей и бесстыдной развратницей? Почему у людей все так сложно? Почему любовь такая многогранная и может вспыхивать как солнечными искрами, так и темными всполохами порока?
И все было бы куда проще, если бы мы с Сашей возненавидели друг друга, сгорели в пламени неприязни и стали чужими, но у нас все иначе. И я боюсь, что долгие годы нас не излечат. Наше прошлое навсегда останется в наших душах, даже если мы шагнем в новые жизни с другими людьми. Нам друг друга не вырвать из сердца, наши тени будут с нами навсегда, поэтому так больно.
Боль, возможно, притупится, но в самый неподходящий момент она прорвется острыми иглами воспоминаний и сожалений. И нет у нас сейчас правильного или неправильного выбора, как быть дальше, и поэтому мы растерянные в потоке жизни. Нет у нас ориентира “вот это правильно” и “а вот так нельзя”. Любое решение окрасится в множество оттенков противоречий и сомнений. И развод с моей категорчиностью не стал для меня спасением, ведь за ним не обрывается жизнь. Лишь мертвые не ошибаются.